— Но… — я инстинктивно искал оправдания своей помощнице. — Но с какой целью они могли сговариваться?
— Понятия не имею, — г-н Холберг пожал плечами. — Я просто хотел вам показать, что стопроцентно очистить кого бы то ни было от подозрений нам пока не удалось… Да, мы совсем забыли… — он быстро поднялся со своего ящика-кресла, подошел к развешенному пальто и вытащил из внутреннего кармана коробку с ампулами. — Здесь девять ампул с морфином. Для Брокенвальда — немалое состояние. Что вы собираетесь с ними делать?
— Понятия не имею, — растерянно ответил я. — Я успел забыть об этом.
— Не думаю, что есть смысл нести их в медицинский блок. Доктор Красовски наложит на них лапу, — заметил бывший полицейский.
— Так как же мне с ними поступить?
Г-н Холберг пожал плечами.
— Может быть, есть резон вернуть все владелице. Пусть воспользуется по своему разумению. Мало ли кому еще понадобиться обезболивающее средство… — мой сосед надолго замолчал. Мне даже подумалось, что он уснул, сидя на ящике. Но когда я собрался тронуть его за плечо и посоветовать лечь на матрас, он вдруг заговорил. Как обычно, лишенным эмоциональной окраски голосом.
— Профессор Зайдель — хороший специалист, — сказал он. — Очень хороший. Может быть, лучший в Европе.
— Вы уже говорили это, — заметил я. — И я вам верю.
— Да, — он словно размышлял вслух. — Профессор Зайдель дал очень подробное описание всех болезней покойного. В том числе и неизлечимого рака. Как это называется? Да, аденокарцинома с отдаленными метастазами. Он отметил и все наружные повреждения — например, царапины от плохой бритвы, оставшиеся на подбородке, старый синяк неизвестного происхождения на левом бедре, и так далее.
Я все еще не понимал, к чему он клонит. Он искоса, вполоборота взглянул на меня. В сгустившемся сумраке его глаза казались глубокими черными провалами на смутно серевшем лице с заострившимися словно у покойника чертами.
— Такие дела, — сказал г-н Холберг. — Профессор Зайдель ни словом не упомянул о том, что покойный регулярно кололся. На теле Макса Ландау отсутствуют следы инъекций. И значит, либо госпожа Бротман нам сказала неправду, либо Ландау находил другое применение для морфина, которым его снабжала сердобольная восприемница… — он помолчал, потом добавил: — Я склоняюсь ко второму, поскольку госпожа Бротман уже знала с моих слов об осмотре тела, произведенном Иржи Зайделем. И значит, понимала, что отсутствие следов уколов вызовет недоверие к ее рассказу.
