Алексей лихорадочно начал искать ту газету с рекламой услуг по гаданию, из которой он когда-то извлёк тот телефон, абонент которого теперь ему казался той спасательной соломинкой в его перепутье, его панацеей не только от болезней, но и от всех бед. Газеты не было, то есть не в смысле не было нужной газеты, а не было вообще газет.
"Татьяна Ивановна, убираясь, выбросила весь этот хлам", — горестно воскликнул он, понимая, что женщина, которая убирает в его квартире, не причём.
"Так, звонил я тогда не с мобильного, с домашнего".
И он начал просматривать в опции домашней трубки последние набранные телефонные номера, благо, что он отсутствовал последние два месяца в квартире. Многие номера Алексей знал, другие были сотовой связи, а не городской, и вот выбор пал на один номер, и он тут же нажал на кнопку дозвона.
Длинные гудки казалось, будут продолжаться вечно, но вот на другом конце провода щёлкнуло, и приятный, знакомый голос, представился секретарём гадалки. Ухваткина, оказывается, помнили, но сегодня пока записи на приём нет, нужно перезвонить во второй половине дня, и, возможно, тогда ситуация прояснится.
Объяснения секретаря были более убедительны, записи нет не потому, что много клиентов, просто в настоящий момент гадалки нет в городе. Он не расстроился, всё-таки контакт состоялся, а встреча, будет и встреча, и, радостно потирая руки, двинулся на кухню, нет кушать не хотелось по-прежнему, просто приём лекарства, назначенного врачами, никто не отменял, а Алексей никогда не сомневался в надёжности и нужности традиционной медицины.
Позавтракав без аппетита и выпив лекарства, Алексей снова предался размышлениям, но на этот раз они не были абстрактными, хотя и носили несколько мистический характер. Теперь его беспокоило то, что он предъявит гадалке, как она найдёт тех, кто подложил взрывчатку под автомобиль, а что если убить хотели не его, а смотрящего. Ведь Варев был связан с криминальным миром, за ним, возможно, следили, чтобы отвести подозрения и запутать дело попытались устранить в чужом автомобиле. Тогда получается, что телефон прослушивался. Он с ним договаривался о встрече по мобильному.
"Может позвонить Вареву, — думал он, и сам же себя подвергал сомнениям, — что ему скажу? О чём стану говорить? Будем вести беседу о здоровье и погоде? Нет, не нужно этого делать".
В период выздоровления Ухваткин привык беседовать мысленно сам с собой. Нет, это не был диалог с внутренним голосом или со вторым противоречивым "я", это всё же монолог. Лёжа на больничной койке в палате люкс и, не имея возможности общения с другими больными, Алексей абстрагировался. Он сам себе ставил вопросы и сам же отвечал на них, причём сам процесс монолога был разбит на отдельные составляющие и также проанализирован им самим.
