— Проверь спасательную шлюпку. Приготовь красные ракеты.
Штурман поспешно поднял крышку люка — в рубку ворвался дробный стук дизелей, терпкий запах нагретого масла, — нырнул по трапу вниз.
— Стой! — Капитан дернул тугой воротник плаща; лицо его налилось кровью, глубоко врезанные морщины стали багровыми, как шрамы. — Посмотри… если Никифоров исправил рацию, пусть передаст: больше часа нам не продержаться. Все!
Он раскрыл судовой журнал, навалился на столик, вывел: “14 октября. В 19.30 застигнуты нордом — в пятидесяти двух милях на северо — северо — восток от…” Сзади послышался шум, кто-то неловко поднимался по трапу. Капитан обернулся.
На трапе, прижавшись к поручням, стояла девушка в кожаной куртке и спортивных брюках. Вьющиеся пепельные волосы падали ей на глаза, она тряхнула головой Улыбнулась:
— Красивая погодка!
— Погодка… красивая… — Капитан задохнулся от ярости. Рявкнул (рулевой испуганно вздрогнул): — Шторм! Понимаете?..
— Шторм? Возможно. — Голос был веселый. — Это меня не касается. Через десять минут я начинаю передачу. Распорядитесь, пожалуйста, чтобы радист оповестил базу.
На багровом лице капитана проступили синие пятна.
— Уважаемая Лариса Павловна! — Капитан сквозь зубы цедил слова. — Через час — полтора “Смелый” пойдет ко дну. Да! Рация, извините, не работает… И вообще…
Капитан осекся. На него в упор смотрели продолговатые серые глаза — усталые, злые. Он машинально опустил капюшон плаща, поправил фуражку.
— Ладно, делайте как угодно… И вот что… — Капитан отвел взгляд в сторону. — Я моряк. Передача мыслей на расстояние для меня — темный лес… А, черт возьми! (Корабль тряхнуло, положило на борт.) Так вот, я не очень верю в эти штуки. Да, не очень… Но, если вы свяжетесь с базой, передайте наши координаты.
— Николай Александрович, — голос девушки был по-прежнему веселый, — я думала, что в наше время корабли не тонут… Вы сделаете что-нибудь, и все будет в порядке. А передача мыслей на расстояние — это не разговор по радио. Я могу передавать только общие впечатления…
— Вот-вот, скажите им: у меня такое впечатление, что “Смелый” затонет примерно на широте…
Капитан наклонился над картой.
XX век привык к открытиям. Еще в пеленках он видел полет первых аэропланов, прислушивался к позывным первых радиостанций. Едва став на ноги, по-мальчишески дерзкий, он бросался на крыльях плаща-парашюта с Эйфелевой башни, неудержимо рвался к полюсам, замахивался на классическую физику формулами Эйнштейна. В юности он дал людям каскад изумительных открытий Павлова, Эдисона, Резерфорда; в зрелые годы — бешеную силу атома, неисчерпаемую память электронных машин, стремительный взлет межпланетных ракет.
