Эти слова можно смело отливать в граните — равно как и недавнее медведевское признание в том, что он не торопился с осуждением действий Муамара Каддафи до тех пор, пока не была завершена эвакуация из Ливии российских граждан. Конечно, при желании можно назвать подобное поведение политической осмотрительностью, умеренностью и аккуратностью. Но "баллов к харизме" подобным признанием росийский президент явно себе не добавил...
Стоит ли теперь ждать от него признаний в том духе, что — ну, если стоять, конечно, на канонической точке зрения, — свобода убивать не лучше несвободы убивать, свобода насиловать не лучше несвободы насиловать, свобода грабить не лучше несвободы грабить, свобода обманывать не лучше несвободы обманывать, свобода предавать не лучше несвободы предавать и т.д., а следовательно, из любимой президентом и не раз уже повторенной им максимы "Свобода лучше несвободы" существуют определенные исключения?
Стоит ли рассчитывать на то, что трактовка реформ 60-х годов как "исключительного акта свободы" будет рассматриваться всё-таки в связи с предыдущим поражением Российской империи в Крымской войне и с указом Петра III "О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству", впоследствии подтвержденным Екатериной II и разрушившим негласный "общественный договор", на котором держалась российская государственность? И в связи с последующим массовым обезземеливанием отечественного крестьянства, собственно, и создавшим в России конца XIX-начала ХХ веков революционную ситуацию?
И стоит ли воспринимать всерьёз слова Дмитрия Анатольевича о том, что "жизнеспособными оказались не фантазии об особом пути нашей страны и не советский эксперимент, а проект нормального, гуманного строя, который был задуман Александром II. И в конечном счёте в историческом масштабе прав оказался именно он, а не Николай I или Сталин"? Неужели действующий президент РФ настолько убеждён в том, что "конец истории" наступил, и все точки над "i" расставлены окончательно и бесповоротно? Даже Фрэнсис Фукуяма в этом, кажется, уже не уверен...
Медведева часто сравнивали и с Горбачевым, и с Николаем II, теперь сам он вроде бы выбрал в качестве исторического ориентира фигуру Александра II — фигуру, связанную не только с Манифестом 1861 года и сопутствующими реформами, продвижением на Восток и освобождением балканских народов от османского владычества, но также — с продажей Аляски, с возникновением единого германского государства, которое затем дважды начинало мировые войны и воевало против России (свыше 30 млн. погибших), с разгулом нестабильности и террора внутри страны, жертвой которых стал и сам "царь-освободитель".
