- Ну, друг, прощай, - сказал я Людвигу в день, когда покидал ферму навсегда. - Помогай Джейн, веди себя достойно. Для тебя война кончилась, постарайся это понять. Если не наделаешь глупостей, вернешься домой цел и невредим. Работы дома будет много, уж это я тебе обещаю.
- Verstanden, kette Fuhrer! - как всегда четко отрапортовал лейтенант Бауэр.
- Я тебе больше не командир. И вообще, Людвиг... выкинь из своего лексикона слово фюрер.
- Gut. Мартин, у нас с Алисой возникла взаимная симпатия...
- Совета хочешь? Я уже тебе ответил: постарайся не наделать глупостей, и все будет хоккей.
- Как ты сказал?
- О'кей, говорю! Вживаюсь в образ американского аса, - засмеялся я.
- Ты смотри с ними поосторожнее...
Мы снова обнялись, как тогда в лагере, на этот раз расставаясь. Глаза друга повлажнели. Блеснула слеза. Не виртуальная, а самая настоящая.
- Auf Wiedersehen, Людвиг!
- Glucklihe Fluge, Chef! - ответил он. - Счастливого полета, шеф!
Я подошел к Джейн и Алисе, стоявшим у калитки палисадника.
- Гут бай, девочка! - сказал я Алисе. - Желаю тебе счастья.
- Бай-бай, мистер Грос! - Скромная, она оставила нас наедине.
- До свидания, Джейн... Может, еще встретимся когда-нибудь...
- Я буду ждать... - снова повторила Джейн Маккели.
Неожиданно для самого себя я поцеловал ее в губы. Она ответила взаимностью.
10
В 9-15 по Лондонскому времени мы начали взлетать с прибрежного аэродрома Гастингса с тем, чтобы взять курс на Ньюпорт. Воздушная наша эскадра состояла из тридцати английских "Спитфайров", двадцати шести "Харрикейнов", десяти американских самолетов "Тайфун" и примерно столько же "Кувшинов". Я стартовал одним из последних, и поэтому справедливо предполагал, что легко оторвусь от основной группы. Однако волнение меня не покидало и за сутки до вылета, и когда я сидел уже в кабине. Меня сотрясало как в лихорадке. Мы стояли на взлетной полосе, выстроившись в двухрядную, гудящую колонну. Уверенность в том, что мне позволят ускользнуть, не окрепла во мне даже когда я запустил двигатель и перестал вообще что-либо слышать. Головные самолеты попарно отделялись от колонны и шли на разгон, когда их колеса отрывались от земли, с места срывалась очередная двойка. Взлетный конвейер работал слаженно и быстро, но мне казалось, что все это происходит несносно долго. Я часто оборачивался на контрольную вышку, боясь, что в последний момент они получат приказ схватить меня. Мне казалось, что там вот-вот откроется дверь, выскочит человек и, махая руками, станет призывать охрану. Машинально я проверил вооружение. Боекомплекты были набиты под завязку. Но стволы невозможно повернуть куда-либо в сторону. Конечно, если потребуется, я могу выкатится из строя и устроить на летном поле грандиозное шоу... но вряд ли я стану это делать. Я не смогу стрелять в них. Я слишком долго находился среди них.
