Сначала я поздоровался довольно холодно, но потом какая-то теплая волна нежности поднялась на поверхность моего сознания. Спрессованные льды обиды раскололись, рассыпались, растаяли. Знакомые фразы! Конечно, я хотел кофе, еще бы! Но еще больше мне хотелось видеть Джейн Маккели! Нет, просто Джейн.
Она подняла с пола дорожную сумку, раскрыла ее и стала выкладывать на стол пакеты и пакетики, несомненно с едой. Я знал, что продукты она, как и все, получает по карточкам. Я знал, что ей надо кормить себя и детей. Право же, летчик-преступник, какой бы он национальности ни был, не достоин таких жертв.
Джейн отвинтила крышку небольшого металлического термоса и налила мне в специально привезенную чашку дымящийся черный напиток.
- Пей, он еще не успел остыть...
Она села рядом. Капли дождя блестели у нее на ресницах, щеках, плащ вообще весь был мокрый. Она дрожала: и от волнения, но больше от холода. Губы у нее посинели. Но она улыбалась, подкладывая мне маленькие сухие печенья и сэндвичи с домашней ветчиной. Пища богов!
- Один я есть и пить не стану, - сказал я. - Давай вместе...
Это был первый совместный наш ужин. Джейн сказала, что Алиса передает мне привет. Сынишка, которого я не видел, живет у ее родителей в Дублине. Туда, в Ирландию, слава Богу, ни снаряды, ни ракеты фау не долетают. Рассказала она и о том, как ее хотели мобилизовать на авиационный завод, куда призвали очень многих женщин, но потом разумно решили, что она будет полезнее на своем месте.
Однако скоро все темы, хоть как-то связывавшие нас, иссякли и наступило тягостное молчание. Мы еще недостаточно были знакомы, чтобы вместе молчать. И тогда я стал рассказывать разные смешные случаи из нашей лагерной жизни, из той поры, когда мы жили на аэродроме. В теперешней лагерной жизни смешных случаев я что-то не припомнил.
Так мы просидели до позднего вечера. Мне нужно было идти на вечернюю поверку. Она оставалась ночевать здесь. В гостиницах и мотелях мест не было, их реквизировали под госпитали, и там лежали раненые. И только теперь она показала мне бумагу. Это было ее заявление к лагерному начальству, в котором она просила выделить ей двух-трех человек для работ на ферме, в связи с тем, что сама она не справляется с хозяйством, а на зиму еще не заготовлен корм для скота, не посеяны озимые. В стране не хватает продовольствия, не хватает рабочих рук, в то время как сотни и сотни крепких мужчин бездельничают за колючей проволокой. Это ходатайство было одобрено, да, собственно, подсказано местным муниципальным советом.
