Ребята, как всегда, окружили новичков с горящими от нетерпения глазами. Единственными, кто остался равнодушным к встречи земляков, это были охранники-солдаты туманного Альбиона и я, ваш покорный слуга. Мне не откуда ждать вестей. Окруженный людьми, я был среди них Робинзоном. Робинзону-то, поди, легче было. Он хоть и был одинок, зато жил в своем родном мире. А где живу я? Я даже этого не знал. Самое тяжелое здесь, это сознание того факта, что нет рядом с тобой ни одного настоящего человека. Из Большого мира. Это страшно угнетает. Ей-богу, клянусь моим тридцатидвух-скоростным СД-РОМом, отдал бы годовой табачный и шнапсовый паек за одного, пусть самого завалящего, русского паренька. На худой конец, сошел бы и иностранец. Все равно мы здесь были бы земляками. Но увы!
Я выбросил окурок, кинул на плечо лопату и отправился к объекту своего общественно-полезного труда. Мы рыли котлован для фундамента под офицерский клуб. Тут меня окликнули. Я давно привык к своему местному имени. Оборачиваюсь - Грушницкий! Шутка. Оборачиваюсь - на меня смотрит какой-то парень: симпатичный, высокий и светловолосый, как и полагается арийскому асу. Форма на нем была без знаков различия, но видно, что воздушных сил. Крылышки Люфтваффе сорваны, но темный след, невыгоревшего в этом месте материала, отчетливо выделялся.
- Мартин! - Голос до боли знаком, но узнать его не могу.
- Кто ты? - сказал я, втыкая лопату в землю.
- Разве ты меня не узнаешь, Мартин?!
Видя мою мучительную гримасу, он сжалился надо мной и подсказал:
- Ведь я же твой ведомый, второй номер. Людвиг Бауэр!
- А-а-а... Людвиг! Mein Gott!
Мы крепко обнялись, заимообразно выколачивая пыль из наших потрепанных форменок широкими ладонями. От него еще пахло душистым мылом, которым он умывался перед вылетом. Так вот он каков, мой ведомый. Это его бодрый голос я слышал, когда связывался с ним по рации. Всегда отзывчивый, исполнительный, летящий к тебе по первому зову; как мать родная, всегда готовый тебя защитить, как бы самому трудно не приходилось. Вежливый. Когда его сбивали, он искренне огорчался, что ничем больше не может быть полезен, сообщал: "Извините, я выпрыгиваю".
- Ну-ка, дай я на тебя посмотрю, - сказал я, вглядываясь в его искрящиеся радостью голубые глаза.
- Ну слава Богу, ты вспомнил меня! А то уж я было подумал, что эти чертовы томми выбили из тебя всю память. Как здесь, бьют?
- Мы здесь живем, как у Христа за пазухой! - я покровительственно потрепал его по плечу. - Идем, покажу твое место. Разумеется, оно будет рядом с моим. Я даже уступлю тебе свое... Тебе нравится у окна? Оттуда хорошо видны зеленые холмы и лес. Этот пейзаж напоминает мне мою родную землю... Саксонию.
