Долархайд научился переносить их вопли как нечто, неизбежно сопутствовавшее его Преображению, как мирится скульптор с тем, что, работая, вечно обсыпан каменной крошкой и пылью.
Лектер понимает, что их дыхание и кровь — единственные элементы в природе, способные питать его Преображение. Источником света является горение, а кровь и плоть людей ляжет на алтарь его Преображения.
Как хорошо было бы встретиться и поговорить с Лектером, обменяться впечатлениями, знакомыми лишь им обоим, испытать блаженство единения мыслей и чувств. Лектер узнает его, подобно тому, как Иоанн Креститель узнал идущего за ним. Он воцарится на пьедестале, воздвигнутом Лектором, как в «Апокалипсисе» Блейка Дракон воцарился на магическом числе 666. И, когда умирая, Лектер в последнем вздохе сольется с Драконом, он, Долархайд, должен запечатлеть на пленке этот священный акт.
Долархайд надел резиновые перчатки и подошел к письменному столу. Он сорвал с купленного им рулона туалетной бумаги верхний слой и выбросил его. Затем оторвал еще полосу и сел за письмо Лектеру, аккуратно придерживая левой рукой тонкую бумагу.
По тому, как человек говорит — никогда нельзя наверняка судить, как он пишет. Речь Долархайда была неуклюжей и нескладной из-за его физических недостатков, подлинных и мнимых. А потому контраст между его речью и манерой письма был разителен. Но ему все равно казалось, что самое главное так и не удастся выразить на бумаге.
Он мечтал получить ответ от доктора. Лектор должен подать ему какой-то знак, прежде чем он отважится поведать ему о главном.
Но как переслать письмо? Он порылся в коробке с вырезками о Лекторе, в который раз их перечитал, и внезапно ему в голову пришла простая мысль.
Он закончил письмо. Перечитал его, и оно показалось ему чересчур робким и неуверенным. Подписался «Горячий поклонник».
Несколько секунд размышлял над этой подписью. Да, так и есть — горячий поклонник. Он гордо выпятил подбородок.
Рукой в перчатке он вынул изо рта зубной протез и положил его перед собой.
Верхняя челюсть имела весьма необычный вид. Сами зубы были ни чем не примечательны: белые, ровные, но ярко-розовая пластмассовая десна своими шишковатыми выпуклостями и впадинами воспроизводила строение его челюсти. Гибкая пластина с подвижным клапаном наверху позволяла ему при разговоре закрывать мягкое небо.
Он подвинул к себе небольшой футлярчик. Там находился еще один протез. Пластина для прикрытия мягкого неба на этом отсутствовала, хотя форма десны была такой же бугристой. Темные пятна засохшей у корней зубов крови издавали тошнотворный запах. Этот протез был точной копией бабушкиной искусственной челюсти, лежавшей в стаканчике возле ее постели.
