Заговор на любовь | страница 40
– Ей-богу! Еп-ты! А там такие перлы – мама не горюй! Подвинься-ка!
– Чего уж там, на стол влезай, – сказал кто-то Репе.
Репа и правда полез на стол. Натусик с Юлькой, наоборот, почему-то встали со скамейки. Юлька и сама не заметила, откуда появился Андрей: встав, она оказалась рядом с ним...
– Народный поэт Аркаша Иволгин. Читает заслуженный артист Иван Епишин, – паясничал, стоя на столе, Епишин.
– Читай, Репа! Репа, читай! – подбадривали деревенские.
– Даешь поэзию!
Репа начал:
– Ах, откройте мне ресницы, – Вован выпучил глаза, скорчил рожу и кричал, перекрикивая смеющихся: – Я хочу прозреть!
– Или вот, – продолжал Репа:
Репа пыжился-пыжился, но ему явно не хватало артистизма, чтобы выразить весь переполнявший его смех над Аркашиными излияниями. За него, как сурдоперевод, кривлялся Вован, который, как шепнула Глашка, был его лучшим другом.
Юлька стояла ни жива ни мертва. Аркашины стихи, над которыми все сейчас смеялись, конечно, не были шедеврами, но ей нравились. Они были чистыми и искренними. Когда она слушала, ей живо представлялись «божьи колесницы» – золотые-золотые, и огненные лошади. Ей было непонятно, над чем все смеются. Юлька покосилась на Натусика – та тоже не смеялась. На Андрея посмотреть она боялась.
– Наш Алкаша... Тьфу ты, Аркаша – втюрился! – Репа помахал книжкой над головами. – Тут все остальное – про любовь!
– Даешь про любовь!
– Отдай книжку, – к столу протиснулся никем сразу не замеченный Аркаша.
– Ба, наш поэтик прибежал. О чем базар? На. – Репа сунул книжку Аркаше под нос, но, когда тот попытался выхватить ее, не отдал. – Поэзия – достояние народа!
– А икебану из трех пальцев видел? – ввернул Вован, показывая Аркаше фигу.
– Отдай! – не обращая на него внимания, Аркаша попытался залезть на стол, но Репа легко столкнул его. Аркаша не сдавался.
– Шел бы ты... в свой сарай, Алкаша. – Репа откровенно наслаждался ситуацией, причем с каждым разом он все сильнее отталкивал Аркашу, который под общий смех валился хохочущим под ноги.