Как-то ученики Кваджи Низам-уд-Дина Вали, великого святого из Дели сидели и ждали когда он придет, чтобы говорить с ними об очень трудных для понимания вещах. И вот, к их удивлению, они увидели, как его слуга пришел в комнату и сел на место муршида. Затем пришел Низам-уд-Дин, глубоко поклонился слуге и занял его место. Слуга стал говорить и говорил какое-то время, разъясняя некоторые очень тонкие и глубокие вопросы. Затем на его лице наступила перемена. Он посмотрел вокруг и выбежал из комнаты в великом смятении. После этого Низам-уд-Дин рассказал ученикам, что спросил у собственного муршида ответа на один очень трудный вопрос, но тема была настолько сложна, что муршиду потребовалась человеческая форма, чтобы точно все объяснить, и вот поэтому он говорил через слугу.
Меня очень интересовали такие дела. Мальчиком, я из любопытства изучал их. Я всегда ходил в те места, где бывали люди-жертвы наваждения, и я наблюдал несколько очень любопытных и примечательных случаев, один из них произошел в семье парсов. Там была одна молодая дама, у которой раз в день, а иногда и два и три раза менялось душевное состояние и она начинала говорить по-арабски и по-персидски; причем она разговаривала о метафизике и философии, чему ее никогда не учили. Она была настолько поглощена наваждением, что не обращала внимания ни на отца, ни на мать, ни на братьев, ни на сестер, вообще ни на кого. Она и на улицу не выходила. Она все время жгла в комнате ладан и вела очень уединенную жизнь. Приводили ученых людей с ней побеседовать, и она разговаривала с ними как великий философ, извлекая лучшее из спора. А затем она все опять забывала... В Секундерабаде был мальчик, который пел песни на языке телугу. Он не учил их ранее, — мусульмане там не говорят на телугу. Иногда он пел много песен, а потом не мог спеть ни одной.
Многие люди, страдающие от наваждения, отправляются в Уджаин, что в центральной Индии, дабы исцелиться у могилы суфия Мирана Датара — святого, который во время своей жизни лечил случаи наваждения, и продолжал делать это даже после смерти. Я однажды приехал на это место. На ступенях гробницы сидел человек, выглядевший тихим и задумчивым. Он молился. Я заговорил с ним. Если бы я знал, что он одержим, я бы не стал с ним заговаривать, но об этом я не знал. Я спросил его: “Почему ты здесь сидишь?” А он ответил: “Не спрашивай меня об этом.” А я сказал6 “Почему?”. Он ответил: “Потому, что я боюсь. Теперь, когда я рядом с этой святой гробницей, у меня есть немного силы, чтобы отвечать тебе; если бы я а был не здесь, я бы не смог сделать и этого”. Он рассказал мне, что был буфетчиком на одном британском лайнере из тех, что курсировали между Лондоном и Бомбеем. Однажды в море он испытал странное чувство, как будто какая-то сила захватывала его, и он совершенно ничего не мог поделать. Потом эта сила стала овладевать им часто, и он не мог делать то, что хотел. Бывало, ему хотелось есть, но он не мог, а, бывало, он не хотел есть, но все равно ему приходилось идти и кушать. Он совершенно ослабел. Он рассказал об этом судовому врачу, но тот ничего не мог для него сделать. Потом он обращался к многим другим докторам, но никто из них не мог помочь ему. Наконец, он пошел к гробнице Мирана Датара чтобы узнать, не найдет ли он там себе облегчения.
