— А не боишься?
— Чего? У моего журнала репутация скандальная, не привыкать. Пиши, а я посмотрю, насколько это интересно и наукообразно…
…От Левановского Вениамин ни с того, ни с сего поехал в таксопарк — туда, где раньше работал Сергей. Почему-то захотелось взглянуть чужими глазами на то, что прежде считал родным. Вениамин обошел здание таксопарка по периметру, но войти внутрь так и не решился. Проходили мимо бывшие сослуживцы, туда-сюда мелькали знакомые машины, и такая тоска сдавила вдруг сердце, что — хоть умри — легче не станет. Вспомнилась старенькая бежевая «Волга». Где-то она сейчас: пошла в переплавку, или еще ржавеет на какой-нибудь свалке?
«Впрочем, какая разница, — подумал Сергей. — Ты частично вернул себе прежнюю внешность, но прежнею жизнью в полном объеме тебе не жить уже никогда!»
Все-таки, с горя люди и плачут, и пьют чаще, чем от радости. Ни Вениамин, ни Сергей из этого правила исключением не были. А потому, вопреки здравому смыслу, Лебедянский купил в магазине бутылку водки, сырок и… утолил свои печали «в скверу, где детские грибочки».
За Сергеем был грешок: раз в месяц обязательно приходил домой на бровях, ну а с Вениамином такое случилось впервые. Лера открыла отцу дверь и остолбенела: таким она его еще не видела. Лебедянский приветствовал дочь нечленораздельной цитатой из Крылова:
Голубушка, мне странно это… —
Говорит ей муравей.
На большее его не хватило. О дальнейших событиях этого дня у Вениамина сохранились лишь отрывочные воспоминания.
Со дня смерти Сергея прошло полгода. Намел сугробы декабрь, белым снегом скрыло от любопытных глаз вдовью боль и тоску. Людмила жила как во сне, одними надеждами на то, что сон этот однажды сбудется. Порой она грустно улыбалась, сравнивая себя с бедной Ассоль. Только каких парусов ждать ей, вдове?!
Время неслось стремительно. Работа — дом, дом — работа, да еще к дочери надо успеть, что-то купить: Наташка на восьмом месяце.
«Скоро стану бабкой, — качала головой Людмила. — Ну и ладушки. Будет о ком заботиться, кому сопли вытирать. А «баба Люда» звучит вроде неплохо.
Последние две недели Людмила проболела, а когда появилась на работе, девчонки наперебой стали рассказывать ей, что на днях ее спрашивал какой-то мужчина. Интеллигентный, солидный, интересный. Заходил, якобы, несколько раз. Сначала присматривался, — делал вид, что пришел за покупкой, — а однажды, видно не выдержав, спросил прямо: «Где Людмила Ивановна?» Ему сказали, болеет. Он огорчился, — это было заметно, — спросил: «Что с ней конкретно?» Девчонки ответили, что, наверное, простыла, и спросили, что передать. Мужчина сразу замотал головой, попятился даже, сказал только: «Я еще зайду». И с тех пор больше не появлялся.
