Похожий на огромную отощавшую птицу, шаркая ногами в спадающих калошах и на что-то сердясь, он сунул сухую руку Боброву, потом Калугину, потом старшине Пялицыну и снял шапку, не замечая, как весело все на него поглядывают и сколько он доставляет людям удовольствия своими вечно штатскими поступками, крикливыми, каркающими замечаниями и добродушно-виноватой улыбкой на изборожденном морщинами, дурно выбритом лице.
— Можете себе представить, — сказал он Калугину, — вчера опять отправил в Ленинград письмо своему квартирному уполномоченному. На прошлое ответа нет и по сей день. Вы ведь тоже ленинградец, я помню, мы встречались.
— Я — москвич, — ответил Калугин, — живу в Москве на Маросейке.
— Постарели, — сказал Левин, — с тех пор очень постарели.
— С каких это «тех пор»?
— А с тех, — осторожно, с робкой улыбкой произнес Левин. Он уже догадывался, что опять путает.
— С каких? — допытывался безжалостный Калугин.
— Ну ладно, проваливайте от меня, — воскликнул Левин, — у меня не тот возраст, чтобы шутить шутки.
И доктор слегка толкнул Калугина в плечо всем своим узким телом с такою силой, что долго сам раскачивался, потеряв равновесие.
— А меня вы помните, товарищ военврач? — спросил летчик Бобров.
— Еще бы не помнить! Ваша фамилия Мельников. Нет человека, которого бы не знал доктор Левин, если, конечно, этот человек принадлежит к славному племени крылатых. Вы — Мельников!
— Ошибаетесь, товарищ военврач!
— Я ошибаюсь? Я?
— К сожалению, товарищ военврач.
— Вы мне все надоели, — сказал Левин. — Добрые десять лет со мною шутят этим способом. Нельзя ли придумать что-либо поостроумнее. У кого есть папиросы?
— Папиросы есть у меня, — сказал Калугин, — но тут курить, доктор, не разрешается. Это во-первых. А во-вторых, вы уже в строю. Придется маленько потерпеть.
— Теперь я вспомнил вашу фамилию, — воскликнул Левин. — Вы — Калугин. Военинженер Калугин. Посмейте возразить! А он Мельников. И пусть не болтает глупости.
С видом победителя он вышел из строя и прошелся вдоль машин, предназначенных к ремонту. Один истребитель с искореженным винтом привлек его внимание. Он покачал головой, потом потрогал рваные раны на фюзеляже машины. Старое лицо его сделалось скорбным.
