А «Саша» скис. Хромал он уже на обе ноги и, присев у огня, начал, морщась, разглядывать ступни. Кое-где сквозь пыль сочилась кровь. Следовало ожидать.
— Дурак, — сказал я. Он вскинул обиженные глаза. — Беречь надо не обувь, а ноги. Держи, — я перебросил ему тюбик и бинт. — Это солкосерил. Мажь и бинтуй… стой, промой сначала, как следует промой, не жалей, до крови.
Он похромал к воде.
«Паша» из пятнистого рюкзака достал два одеяла — хороших, тонких, но тёплых. Потом — консервы, разные, но подобранные без ума, явно просто так хватали с полок и клали в рюкзак. Два котелка, новеньких… Свою сумку он не только не трогал — аккуратно поставил в тень палатки и нет-нет, да и поглядывал, хотя в сгущающихся сумерках её уже и видно не было.
Во ржи усыпляющее посвистывал перепел. Потом раздался скрипучий звук, и «Паша» вскинулся:
— Что это?
— Коростель, — я прилаживал над огнём котелки. — Не слышал ни разу?
— Не… — он покачал головой, посидел, свесив между колен руки, в одной из которых был зажат нож «Саши» (опс, складной «спайдерко», дорогой и надёжный…). Сказал: — Я вообще вот так в первый раз.
— Не ходил в походы? — я надорвал пакетик с супом. «Паша» опять покачал головой. — Зря. Здорово.
— Наверно, — он вздохнул. — Вы колбасу будете?
Я присмотрелся и посоветовал:
— Выкинь. Весь день в рюкзаке на жаре, а она варёная… Давай кашу, если есть.
«Саша» прихромал уже с забинтованными ногами, сел, облегчённо перевёл дух и признался:
— Гудят, как колонки на концерте…Но уже не больно, спасибо. Только щиплет. Немного.
Ни тот, ни другой ни разу не выматерились. Меня стесняются? Может быть. А может, и нет. Может, воспитание. Даже у этого, который стопроцентно бывший беспризорный. Беспризорными становятся в нашей счастливой стране разные ребята. И по разным причинам.
Они сидели молча. Мне почему-то показалось, что, не будь тут меня, то они всё равно молчали бы. Сидели и глядели в костёр, над которым урчал мой котелок с гречневой кашей с говядиной, один из их котелков — с гороховым супом с копчёностями, другой — с чаем.
Я тоже смотрел в огонь, не пытаясь завести разговор. Зачем? Если захочется, то расскажут сами… Когда же я поднял глаза от огня, то понял, что стемнело окончательно. Разве что на западе упорно горела узкая алая ниточка.
— Готово, — заявил я, ловко и быстро снимая котелки и расставляя их в траве. — Пусть остынет… Жрать хотите?
— Очень, — признался «Саша».
— Значит, ещё потерпите… — я посмотрел вокруг. — Сейчас роса ляжет. Хороший день будет завтра.
