Она обожала танцевать, хотя в танце была на удивление неграциозна.
Олбан знал как минимум о двух безнадежно влюбленных в нее коллегах по математическому факультету.
Еще у нее была парочка более или менее постоянных любовников кроме него, и ему было известно, что оба отличаются хорошим, спортивным телосложением.
Прежде был и еще один, но его жизнь унесло цунами.
Ее овдовевшая мать тоже жила в Глазго. Юдора, невысокая, энергичная женщина, работала в библиотеке Митчелла; она одевалась и двигалась с такой элегантностью, которой, как подозревал Олбан, ее дочь давно не пыталась соответствовать или подражать.
— Итак, мистер Мактилл, — любовно произносит Верушка, бережно выпуская его руку и тут же вновь поднося ее к губам, чтобы еще раз поцеловать поочередно каждый палец. — Твоя семья, как гидра, снова поднимает голову. Как тут действовать?
— Наверное, никак, — говорит он, пристально следя за движениями ее рта. У нее полные розовые губы. — Компанию продадут, распад семьи продолжится, мы перестанем притворяться, что это кого-то заботит, перестанем ломать голову над тем, кому доверять руководящие должности — своим же родственникам или людям со стороны, которые хоть немного разбираются в деле, а в результате компания станет более жизнеспособной и прибыльной под крылом корпорации «Спрейнт»; некоторые из нас будут сидеть на своих деньгах, состарятся и заведут себе хобби, другие вложат средства в собственный бизнес или в чей-нибудь еще и получат большие доходы, а третьи вложат и потеряют. Наш нынешний статус и все, что для нас важно, развеется по ветру. — Его взгляд уже не направлен на ее губы, вместо этого он смотрит ей в глаза: она таращится, изображая косоглазие. — Что такое? — спрашивает он.
— Это не то, что я имела в виду.
— Ты имела в виду Берил?
— Вот именно — Берил и ее рассказ.
— Знаешь, я хотел забыть об этом, проигнорировать.
— Глупый. — Она кладет его ладонь себе на ложбинку между грудей.
— Скорее всего, это чепуха.
— Что же ты боишься копнуть эту чепуху?
— Ничего я не боюсь.
— Боишься, Олбан, — бросает она, но тут же улыбается, чтобы смягчить свою резкость. — Ты много чего боишься в своей семье.
Было чуть позже семи, когда он зашел за ней на математический факультет. Только в ее кабинете горел свет и шла работа: все остальные преподаватели либо еще не вернулись из отпуска, либо нашли в субботний вечер более увлекательные занятия, она же разгребала кучу писем и электронных сообщений, накопившихся за время ее поездки на конференцию в Хельсинки. Они не виделись месяца два и чуть было не занялись сексом прямо в кабинете, но она посчитала, что это будет неподобающе (да, иногда она вворачивала такие словечки). И они благоразумно поспешили к ней домой.
