— Ах, какая жалость, пап. — Софи подняла голову от черно-белого изображения и щелкнула пальцами. — Ты просто не распознал. Это произведение искусства.
— Это голый мужчина в полный рост, и я лично не желаю видеть такое за едой, — отрезал ее отец. — А теперь ступай и переоденься. Ты вышла к столу в непотребном виде и сама это знаешь.
Софи смотрела вниз на отца, будто бы не замечая Олбана, застывшего позади:
— Джеймс, я очень надеюсь, что ты про себя думаешь: «Боже, придираюсь, как мой собственный отец».
— Что я думаю — это не вашего ума дело, юная леди.
— Ну конечно, у нас одностороннее движение, да?
— Хватит умничать.
Она ахнула и дернулась вперед, как от удара в солнечное сплетение:
— Видишь, к чему приводит дорогостоящее образование, которое ты всегда…
— Марш наверх — и переоденься, — оборвал он.
Софи с улыбкой взглянула поверх его плеча:
— Привет, Олбан. — Она развернулась на каблуках. — Не смею возражать, папочка.
Дядя Джеймс повернул голову и только сейчас заметил постороннее присутствие. Сам он уже надел костюм, но выглядел весьма мрачно и даже побагровел от досады. От него пахло дымом.
— Олбан, — сказал он, отступая в сторону. — Господи, где ты так вывозился? Ну, проходи-проходи. Да не задерживайся. Время поджимает.
Олбан припустил наверх, перескакивая через две, а то и через три ступеньки.
Позднее он понял, в какой именно момент влюбился без оглядки. Это случилось в тот день, когда родители должны были уехать в Ричмонд, оставив его до конца лета в Лидкомбе. А они всей компанией (несколько друзей Софи плюс Олбан) были до этого в Линтоне, что за несколько миль по Девонскому побережью. Там один из мальчишек, взяв отцовский катер, катал их небольшими группками по бухте до мыса Форланд или на запад, к бухте Вуди и мысу Хайвеер. Он проделывал это не в первый раз и всегда раскачивал катер, чтобы все вымокли, а девчонки вопили от страха.
Олбан разок прокатился, но не нашел в этом особого кайфа. Сидевший за штурвалом придурок в огромных солнцезащитных очках и дикой полосатой футболке только и делал, что выпендривался, слишком усердствуя, чтобы промочить всех до нитки (безмятежность моря нарушалась разве что едва заметной, ленивой рябью, и ему приходилось кружить и пересекать создаваемые им же волны, чтобы создать качку), да и с катером, насколько успел заметить Олбан, управлялся еле-еле и подвергал их всех риску. Этот тип каждого заставил надеть спасательный жилет, а сам не надел.
