— Да, и мы его остановим, — говорит ему Филдинг. — Если нам поверят. Перед чрезвычайным собранием в Гарбадейле надо обработать всех и каждого, но время есть. Уложимся. Естественно, нам самим тоже нужно появиться в Гарбадейле, но и до этого дел будет по горло. Олбан, это займет от силы пару недель — и все. Расходы, ясное дело, беру на себя. — Филдинг делает паузу. Слушает, как бурлит река. — Что скажешь?
Олбан качает головой. И ничего не говорит.
— Черт побери, — не выдерживает Филдинг, — неужели лесоповал — такое дьявольски увлекательное занятие, что захватило тебя с головой?
Олбан смеется.
— Да нет, — говорит он, снова запуская пальцы в шевелюру. — Я все равно ушел по инвалидности.
— Что?
Е-мое, думает Филдинг, неужели я что-то упустил? Ол оттяпал себе палец на руке или на ноге или кое-что похуже? Куска мизинца он лишился давно, когда только-только завербовался, но, может, он еще что-то потерял?
— Видишь эти пальцы? — говорит Ол, выставляя указательные и средние пальцы обеих рук.
Филдинг кивает:
— Вроде полный комплект.
Ол тоже вглядывается:
— Пальцы-то белые.
— Ну и что?
— Виброболезнь называется. Лепила объяснял. Кровеносные сосуды разрушает, что ли. Когда долго старой бензопилой орудуешь, такое случается. В принципе, болезнь может годами не проявляться, но такой уж я чувствительный.
— Хреново. Болит?
— Нет. — Он шевелит пальцами перед собой, изучая их по отдельности. — Чувствительность ослаблена, зимой переохлаждаться нельзя, но жить буду.
— Так ты сейчас не у дел?
— Ага.
— Они что, не могли подыскать тебе какую-нибудь непыльную работенку?
Ол улыбается:
— Валить деревья — это кайф. Ну, хотели меня посадить на тягач — стволы оттаскивать, кору обдирать, складировать и прочее, но такая работа не по мне.
— В таком случае… — Филдинг поднимает обе руки. — Не вижу препятствий…
Он умолкает, а Ол снова поворачивается и смотрит вверх по течению.
Под ними нескончаемо течет вода.
— Слушай, — говорит Филдинг, — навести хотя бы Берил и Дорис. Сущая ерунда, братишка, это же в Глазго, а не где-нибудь. — Если честно, мысль о встрече с двоюродными бабками повергает Филдинга в ужас. Но об этом лучше помалкивать. — Они будут тебе рады, — говорит он Олбану, и вполне вероятно, что это правда. — Чего тянуть, прямо сегодня и махнем.
Молчание. Потом Ол говорит:
— Возможно. Не знаю.
Господи, думает Филдинг, откуда такая подавленность, угнетенность? Ладно, это лучше, чем ничего, говорит он себе.
Через некоторое время Ол уточняет:
