Отведали баранок, поговорили с несмущавшейся торговкой, которая поведала гостям, что зимой и летом полным-полно в городе приезжих, что едут через Романов на Петербург, Вологду, Тверь, Ярославль и на Рыбинск. А какие местные, то отсюда на Данилов в Пошехонье едут.
– В общем, пуп земли ваш Романов, – съязвил чиновник.
Ушаков посерьезнел. Ответствовал:
– Извини, дружище, выкамурами, обиняками говорить не могу. К стыду, у нас большинство не знает историю Отечества своего, да и родных земель, откуда кто вышел. А если бы внезапно разрушились все памятники прошлого, забылись предания и сгорели книги, то душа народа обеднела бы и иссохла. Вся лестница жизни обрушилась бы, и неведомо было бы, где подъем, а где спуск, утратилось бы чувство жизни. Без прошлого человек стал бы ничтожен, а его бытие ограничилось бы мелкими тревогами существования.
Хотя чиновник сих взглядов не разделял, ему более по душе были иноземные сиюминутные наслаждения, Федору он не перечил больше.
Дорога на Бурнаково тянулась вдоль застывшей в своем ледяном величии Волги. Удивительно было думать, что летом она вся заполнена двигающимися ладьями, барками, лодками, снующими туда-сюда.
– А вот и Хопылево! – показал на выглянувшее из-за лесного поворота большое село Ушаков. – В храме Богоявленском здешнем меня крестили, – с благоговением сказал он. «Опять потащит, поди, смотреть», – подумал адмиралтеец и сам вылез из кибитки. Федор уже входил в храм, не оглядываясь. Прошел вперед, постоял перед иконой, долго всматривался в еще не тронутый временем лик святого Николы, которого считал своим покровителем и защитником. Монах из местного монастыря, собиравший воск, поклонился Ушакову.
– Намедни ваша матушка здесь была, молилась, свечку поставила, ждет не дождется.
– Да уж через час буду дома. Свидимся. – За спиной уже слышалось дыхание адмиралтейца. – Я вот товарища в гости везу и храм показать хочу. Скажите немного о сем месте.
Монах согласно кивнул и пригласил жестом подняться на колокольню. Петербуржцы, пыхтя, покарабкались за ним. Вверху они были вознаграждены. На искристо-белом покрывале снегов проступали зеленые и серые лесные разводы, в лощинках вздымали к небесам свои зыбкие дымные руки небольшие деревни, синевато-хрустальным поясом отсрочивала дали Волга, из которой, как сказочный город, вырастали стены монастыря.
– Экселянт! Монифик! Чудесно! – вырвалось даже у чиновника.
– Ну я же говорил вам, что земли сии забыть не могу в дальних походах, – порадовался за проснувшееся наконец чувство адмиралтейца Ушаков. – Вон посмотрите, близко совсем Бурнаково наше. Рядом Дымовское, Алексеевское, Петряево, Чернышкино... Речку Жидогость-то совсем занесло и не видно, а она тут вот в Волгу впадает, – оживился, узнавая место своего детства, Федор Федорович.
