Не так это было просто – создать флот в безлесных и степных районах, без кадров рабочих, без выработанного веками умения корабельных мастеров, без устойчивого желания всей нации плавать в далекие края. Ведь до моря от центральных районов страны было больше тысячи, двух, а то и пяти тысяч километров, где уж тут свобода в выборе моряков, как говорят ныне, плавсостава. Но тяготение державы, торговых людей, Петровых последователей, вроде бы вполне сухопутных казаков к морским просторам было не случайно. Были тут и объективная необходимость, и жажда новых открытий, и любопытство, и авантюризм, и державные стремления утвердиться прочно на берегах, и восстанавливаемая историческая справедливость. Быстро возрождалась тогда вековечная морская выучка. Моряк и плотник, солдат и строитель, торговец и предприниматель, помещик и купец, архитектор и священник, инженер и офицер пришли на этот полуденный берег империи. Одни искали здесь счастливой доли, другие хотели получить новые земли и людей, одни давали выход своей творческой натуре, другие стремились накопить капитал, одни не верили ни во что, другие истово искали тут подтверждения первоапостольских знаков, одни искали свободу, другие заковывали ее.
Во вновь возводимые дворцы, крепостные бастионы, солдатские казармы, в сырые землянки горожан вползла страшная беда. На просторах Южной России вспыхнула чума. Большего бедствия в XVIII веке не знали. (Да и в предыдущие века тоже.) Ни войны, ни междоусобицы, ни зверства феодалов и деспотов всех мастей не уносили столько жизней, как эта зловещая болезнь.
Затихли, опустели дома в Херсоне, Таганроге, Екатеринославе, Полтаве, Кременчуге, Елизаветграде, Севастополе. Задымили, отгоняя мор, костры, прокуривая одежды каждого, встали у шлагбаумов солдаты, не впуская пришельцев, заработали карантины. Но чума лишь криво усмехнулась костлявой челюстью, и после каждой ее гримасы усиливался погребальный звон. Гробы, а то и просто мешки с трупами опускались в неглубокие ямы, с каждым днем опустошая недавно заселенную Новороссию. Плоды Кучук-Кайнарджийского мира на отвоеванных территориях пожинала смерть, и усилия солдат и полководцев империи в этой войне, казалось, были напрасны.
Рескрипты, приказания, советы о том, как преодолеть опасность, неслись из сановитого Петербурга, самого выставившего карантинные посты на много верст вперед от царских дворцов. Но чтобы исполнить эти указания, нужны были смелые, самоотверженные, организованные командиры.
