Чтобы читатель ощутил напряженность такого полета, уместно сравнить его со стремительным движением автомобиля по извилистой горной дороге. У автомобиля не работает рулевое управление и подтекают бензопроводы, подготавливая пищу для взрыва, который обязательно произойдет, едва машина сверзится в пропасть.
Лишь в одном судьба была более милостива к Галлаю – у него оказался большой запас высоты.
На самолете Гринчика отвалился элерон. На машине Галлая (он все же посадил ее) пострадало оперение. На машине Антипова, военного летчика, подключенного к испытаниям МиГ-9 несколько позднее, произошла еще аналогичная поломка оперения. Повреждения разные, а причина общая: на околозвуковых скоростях ломались не только самолеты, но и установившиеся представления о прочности. Научно достоверной информации о качественно новых опасностях прочнистам не хватало...
Наконец, после того как «болезни роста» остались позади, наступила минута, которой в КБ ждали пять лет, – решение о запуске нового самолета в серию. Как будто бы все в порядке, машина получилась. Из летных происшествий сделали правильный вывод, увеличив во избежание неожиданностей запас прочности. Однако и запуск в серию принес большие волнения...
У конструктора Микояна не до конца отлаженная, но многообещающая машина. У Лавочкина – предельно отработанный, но одновременно уходящий в прошлое винтомоторный самолет Ла-11. Какому из них отдать предпочтение?
Прежде чем принять решение, Сталин вызвал Лавочкина и спросил, какой истребитель, по его мнению, рациональнее запустить в серию?
Лавочкин без колебаний ответил:
– МиГ-9.
Оба самолета были запущены в серию.
И снова безмерное напряжение сил. Предстояло построить нулевую серию – первые десять экземпляров МиГ-9, открывшего реактивную эру советской истребительной авиации.
На завод из КБ откомандирована большая группа специалистов. Руководитель группы Анатолий Григорьевич Брунов. Он участвовал в создании МиГ-9 на всех этапах его проектирования и постройки. Резкий, подчас грубоватый, но энергичный и инициативный, Брунов железной рукой объединял усилия конструкторов и производственников. Работали в полном смысле слова и днем и ночью.
Рядом со сборочными стапелями лежали матрацы. Те, кто выбивался из сил, буквально падали на них, чтобы забыться коротким тяжелым сном. Вопросы чая, обеда, ужина сдвинулись куда-то на второй план. Рабочий день не знал границ. Он растягивался, продолжаясь подчас по двое и трое суток.
