Смотрящие вперед. Обсерватория в дюнах | страница 45



Впоследствии я заметил, что часто такое напускают на себя люди, не защищённые в жизни — это у них своего рода щит. А глаза у него были добрые, полные юмора и любопытства к жизни. Иван Владимирович сразу нам понравился: мы смотрели сквозь щит. — Если вы разрешите, я останусь здесь жить… Мне, собственно, некуда ехать, — сказал он Лизе, — или… я помешаю вам?

Лиза молча посмотрела на метеоролога и вдруг, приподнявшись на цыпочки, крепко его поцеловала. Подумав, я последовал её примеру и звонко чмокнул его в гладко выбритую щеку. Мы о нём много слышали.

Исполкомовский шофёр, ухмыляясь, смотрел на нас.

— Вот у вас и дети, сразу двое, — сказал он Турышеву, — хорошие ребята, вам с ними будет гораздо лучше, чем одному.

Выгрузив вещи, шофёр простился и уехал. А мы стали устраиваться.

Большой это был дом, старой каменной кладки, его так и строили под метеостанцию, ещё в девяностых годах прошлого века. Снаружи изо всех щелей росли трава и мох. Изнутри он был хорошо оштукатурен и выбелен. Иван Владимирович старательно поддерживал в нём чистоту. В доме было четыре просторных комнаты окнами на море, кухня, прихожая и внутренний сарай для топлива. Самая большая комната посреди дома была занята под метеостанцию. Там стояли два стола: один — письменный, обтянутый потемневшим зелёным сукном, другой — квадратный, весь заставленный приборами, длинный низкий диван дореволюционного происхождения, шкаф для бумаг, несколько стульев, а в углу на тумбочке приёмник «Родина». Стены были сплошь увешаны картами, только над письменным столом висел портрет Ленина.

Иван Владимирович занимал угловую комнату при входе. Там было тоже много карт, они висели одна на другой на крюке, словно отрывной календарь. Внутренняя стена была уставлена стеллажами с книгами.

— Ты видел, сколько у него книг? Как нам повезло, — шепнула мне Лиза.

Нам повезло больше, чем она могла тогда предполагать. Иван Владимирович был замечательный человек, старый большевик и учёный-климатолог. Когда-то он заведовал кафедрой в Московском университете. Это о нём тогда писала Лиза, что он так горячо поддержал проект Мальшета.

Здесь, у моря, ему было хорошо.

Он весь ушёл в научную работу. В Москву ездил часто: то ему нужно было в Ленинскую библиотеку, то вызывало издательство — труды его стали выходить большими тиражами.

Да, это большое счастье для сестры и меня, что судьба свела нас с таким человеком!..

До поздней ночи мы убирались в своих двух комнатах при свете фарфоровой керосиновой лампы, счастливые началом самостоятельной жизни.