— Ты, Алексей, не бойся, — монах посмотрел на меня внимательным взглядом своих карих, светящихся искренним расположением глаз, — ты же читал в Евангелии, что без воли Божьей и лист с дерева не падает, так, тем более, без нее и змея не укусит! А если укусит, значит, и это тоже необходимо для твоего спасения! Богу видней, доверяй Ему, брат!
— Я доверяю, — искренне ответил я, — просто легче принимать волю Божью, когда Господь «по головке гладит», а не против шерстки! Тут мое себялюбие просто дыбом встает! Хочется ведь в Царство Небесное, но без страданий, лучше вообще на «мерседесе» с кондиционером и стереосистемой! И с октопусами на гриле...
— Алексей! Это принадлежит отцу Никифору. — Монах протянул мне небольшой серебряный образок Божьей Матери, сквозь петельку которого свисал разорванный кожаный ремешок. — Передай ему, он потерял это около второго креста по тропе на вершину и сильно огорчается, потому что это благословение его любимой, очень верующей бабушки! Пусть утешится и носит его на более крепком шнуре!
— Ты с ним знаком, отче? — обрадовался я. — Может быть, мы пойдем вместе в скит и ты сам порадуешь отца Никифора?
— Мне надо идти в другое место! — улыбнулся в ответ Феологос. — Я могу проводить тебя только до поворота, дальше ты пойдешь сам! Смотри под ноги и не забывай о молитве!
— Где ты подвизаешься, отче? — спросил я, когда мы двинулись вниз по тропинке, сопровождаемые смиренным мулашкой. — Мы можем с отцом Флавианом прийти в твою обитель и увидать тебя там?
— Можете, конечно, если захотите и потрудитесь! Твой духовник знает туда дорогу, — Феологос посмотрел на меня с доброй улыбкой, — правда «мерседес» туда не проедет, придется ногами по камушкам карабкаться, но я буду вас ждать!
Мы подошли к развилке тропы и остановились. От этого монаха Феологоса исходила какая-то непривычная благодатная тишина, какое-то спокойствие и доброта, я еще ни разу не чувствовал такого ни от одного человека. Расставаться мне с ним категорически не хотелось, но и повторять свое приглашение посетить отца Никифора я уже не дерзнул.
— Отче! — вдруг сообразил я. — Благослови запечатлеть тебя на память! — я взялся за висящий на шее фотоаппарат.
— Попробуй! — улыбнулся Феологос. — Я не всегда хорошо получаюсь на изображениях.
— Это же «кэнон», отче! Десять мегапикселей! — Я отошел и прицелился объективом. — Будет не хуже, чем в «Нэшнл джиографик»!
Монах улыбнулся, подождал, пока я не щелкну затвором, затем поднял руку в знак прощания, легко поднялся в седло, и смиренный мулашка вскоре скрылся вместе с седоком за поворотом.
