«Гун! Фу! Ча!» — звучит прямо как музыка! И чего это мой батюшка так ехидно улыбается, глядя на меня?
— Отче, а ты в каком женском монастыре подвизаешься? — поинтересовался отец Флавиан у Лао Ди.
— В Северо-Холмском монастыре в честь Иверской иконы Божьей матери, — смиренно ответил отец Димитрий, мягко улыбнувшись из-под усов.
— Иверской! — не удержавшись, воскликнул я. — Нашей, Афонской!
— Отец Димитрий уже спасен, — вставил слово иеродьякон Фома, — у нас здесь говорят, что священника, служащего в женском монастыре, ангелы вводят сразу в рай, минуя мытарства, так как свои мытарства такой священник уже прошел в женской обители!
Отец Димитрий опять смиренно улыбнулся.
— Отче, а сестер у вас в обители много? — вновь поинтересовался Флавиан.
— Чуть больше двадцати, — ответил отец Димитрий.
— Молодых много?
— Средний возраст за шестьдесят, мать настоятельница недавно подсчитала.
— Ого! — воскликнул отец Херувим. — Это же прямо дом престарелых!
— А мать игуменья у вас какая? — спросил Флавиан.
— А что, разве бывают разные? — удивился я, вспомнив нашу Т-скую игуменью, добрейшую мать Лидию, духовного друга отца Флавиана.
— Ох бывают! — вздохнул отец Димитрий. — Нынешняя игуменья слава Богу! А вот предыдущая была — беда...
— Накуролесила?
— Да уж! — опять вздохнул отец Димитрий. — Нынешняя матушка пятый год сестер реабилитирует, и то еще некоторые не до конца «оттаяли». Предыдущая настоятельница так им души перековеркала, что иные в психушке побывали после ее экспериментов, а иные чуть веру не потеряли. Да и ушло из монастыря немало...
— Зато ты, отче, наверное, при ней «жировал»? — хохотнул отец Херувим.
— А как же! — продолжая кротко улыбаться, ответил отец Димитрий. — В последние три года ее правления сестрам ко мне даже под благословение подходить запрещалось, не то что за советом или на исповедь.
— Подожди, отче, — откликнулся Флавиан, — а как же таинство покаяния у вас совершалось?
— Очень просто! Исповедоваться сестер игуменья заставляла самой себе, вроде святоотеческого «откровения помыслов», а ко мне те, кого она к причастию допускала, подходили лишь под епитрахиль для разрешительной молитвы.
— Однако! — вздохнул мой батюшка. — Нескучно у вас было!
— Слава Богу за все! — с улыбкой отозвался отец Димитрий. — Я за тот период многому научился, главное — внутрь себя глядеть и не осуждать никого, так что я той игуменье по большому счету благодарен даже. Бог весть, что бы со мной было, если бы меня там одним «елеем поливали»! Сестер вот тех жалко...
