Я подумала о сердечном друге Тима, об этом мозговитом Фэдэ, который всегда потел и никогда не мылся.
— Еще он мне говорил об Индии, где он был в прошлом году. Никто об этом не знает, но он хочет туда вернуться…
Мне это наскучило.
— Гайа, — сказала я, — лучше, если ты сразу узнаешь об этом Когда Тим накурится, то говорит кучу всякой чепухи, чтобы покрасоваться перед девушками. В Индии он никогда не был, и даже в Австралии, чтоб ты знала, если он тебе и об этом сказал.
Горничная из дома Комолли громко позвала собаку-боксера по кличке Адамю. Гайа посмотрела в окно.
— Я верю всему, — печально произнесла она и открыла дверцу. — Он спросил меня, была ли я в Генуе во время встречи Большой Восьмерки, я ответила, что нет. Мне кажется, я его разочаровала.
Она выскользнула из машины и пошла к воротам, ее догнала собака и лизнула руку.
Я поставила машину у дома и вышла. Пока я всовывала ключ в замочную скважину стеклянной двери, в ней показалось отражение приближающегося прихрамывающего человека. При тусклом освещении щита с квартирными звонками я узнала Джордано Латтиче.
— Я уже час жду вас, даже на сотовый звонил…
— Я очень устала. Что вам нужно?
— Могли бы выразить мне соболезнование, раз я здесь.
— Вы пришли сюда рассказать о своем страдании?
Он подавил смех.
— Я не из тех, кто делает это достоянием общества.
— Вы выпили, Латтиче?
— Нет, я трезв, чертовски трезв, в отличие от вас, синьора Кантини.
Он прислонился к стене и слегка согнул колени.
— Что вы сказали в полиции?
— Знаете, — я порылась в сумке в поисках сигарет и зажигалки, — вам не стоило приходить сюда.
— Да, знаю. Я всегда нахожусь не там, где надо. Например, не был дома у своей жены, хотя мне надо было бы там быть.
— Короче, чего вы хотите? Вы пришли, чтобы наконец заплатить мне?
— Уверен, что на тех фотографиях есть тот, кто ее убил, — ответил он, глядя на меня в упор.
— Фотографии у полицейских. Они об этом позаботятся, Латтиче. Или вы решили изобразить из себя доморощенного Чарльза Бронсона?
— Все это время я только и делал, что воображал, как она трахается с Тицио и Кайо… Вы просто не представляете, что это за пытка думать об этом.
Он резко сорвал с головы шерстяную шапку. Увидев его покрашенные в смехотворный горчичный цвет волосы, я вытаращила глаза. Сколько же времени он ходит в таком виде?
— Я даже думал покончить с жизнью, но я — католик.
Прекрасное оправдание.
— Я ее любил. — Он посмотрел на меня. — Вам не понять…
Возможно, я бы спросила, почему это его нельзя понять, но голова моя кружилась, и я мечтала лишь о том, чтобы он поскорее оставил меня в покое.
