Что бы там ни плёл этот Салегрин Достопочтенный, крылатых людей всё-таки не бывает…
Когда Волкодав пришёл в себя, первым звуком, достучавшимся до его слуха, был жалкий стонущий плач. Мыш?… Нет, не Мыш. Что-то твёрдое упиралось в левый висок, и там свила гнездо грызущая боль. Волкодав слегка отстранил голову, потом открыл глаза. Он увидел над собой острое каменное ребро, украшенное длинной полосой крови. И понял, что Незваная Гостья в который раз с ним разминулась, промазав на полноготка. Волкодав приподнялся на локтях и посмотрел в ту сторону, откуда слышался плач.
Эврих сидел на земле, прислонившись спиной к откосу, и баюкал на руках существо, спасённое благодаря чуду Богов и вмешательству Волкодава. Молодой аррант повернул голову и посмотрел на венна с выражением потустороннего ужаса. Увидел, что Волкодав зашевелился, и ужас в глазах сменился неописуемым облегчением. Волкодав поднялся и подошёл, осторожно ощупывая рассечённый висок и пытаясь пристроить на место лоскут кожи с волосами, содранный о камень.
Та, что лежала на коленях у Эвриха, на первый взгляд казалась девочкой-подростком. Изящное, хрупкое тело, по-птичьи лёгкое в кости. Изодранная одежда и кровавые синяки, уродовавшие почти обнажённую плоть…
И ведь, наверное, ещё жило и сыто радовалось собственной силе похотливое животное, по недосмотру Богов именовавшееся человеком. Мужчиной…
Эврих, кажется, успел убедить несчастную прыгунью, что она наконец попала к друзьям. Она не пыталась высвободиться из его рук. Наоборот, хваталась слабыми, совсем детскими пальцами за полотняный рукав и, надрываясь беспомощным плачем, что-то лопотала на странном свистящем наречии. Если этот посвист и щёлканье вообще можно было назвать речью. Эвриху не удавалось разобрать ни единого знакомого слова.
– Я обращался к ней на всех языках, которые знаю, – тихо пожаловался он Волкодаву. – Не понимает, хоть тресни. Только свиристит, как синица.
Венн, не отвечая, опустился рядом на колени. Взял девушку за руку, зажмурился… И, к полному изумлению Эвриха, принялся посвистывать и цокать, совсем как она.
Ещё одно чудо состояло в том, что девушка встрепенулась, с трудом приоткрыла заплывшие кровоподтёками глаза и начала отвечать. Она давилась слезами и дрожала в жестоком ознобе. Эврих запоздало расстегнул на себе пряжку, стащил тёплый плащ и закутал её. Он посматривал на Волкодава, и то, что он видел, пугало его всё больше. Обычно лицо у венна было не выразительнее соснового пня. Когда на подобном лице вдруг проявляется хладнокровная неотвратимость убийства, это кое-что значит.
