- Я завалил легавого, скоро здесь будет жарко. Пора сматываться!
- Ты спас мне жизнь, - Катрин обнимает его и целует его в губы. Скольд принимает поцелуй, и когда заканчивает то говорит:
- Никто не смеет называть тебя шлюхой, будь это хоть сам создатель "Нокса"!
- Коп, кто бы мог подумать! Но на нем не было формы...
- Это не важно, легавый отдыхал, на нем не было формы, и он прошел не по жетону, а по пропуску. Я срежу штрих-код, а ты проверь карманы. Ему наливали коктейли не за красивые глаза.
- Он хорошо прожарился! - смеется Катрин. Ей не жалко его, это их работа.
- 16 000 вольт! Крыса в микроволновке. Сгорает изнутри и зовет на помощь "Нокс"!
- От него воняет жареным мясом...
Из "Асфальтированного рая" выходит компания, и на миг пустошь вокруг пропитывается музыкой, и смрадом тяжелого дыхания посетителей. В темноте видно, как два человека в длинных одеждах склонились над телом. Нокс-наркоман скончался от передоза, охрана клуба завалила бомжа: можно подумать что угодно, если увидеть обезображенное, худое тело в нижнем белье, с исчерченным полосой ужаса лицом и куском срезанной кожи. Но никто сразу не подумает, что у кого-то хватило смелости завалить копа и ограбить его.
Но Скольд и Катрин идут по другую сторону улицы, и им нет дела, что произойдет после ухода. Они торопятся в нору, они считают кредиты и несут маленькому ублюдку пропуск в "Асфальтированный рай". На Скольде кровь копа, но никто не смеет Катрин называть шлюхой!
*
Урсула стоит и смотрит на яму. Яму, в которой лежат остатки уже сгнившей рыбы, похороненной месяцы назад, и в которую сегодня опустится еще пять рыбин. Рыба смотрит глазами ее дочери, и ей кажется, что она не может простить мать: ее дочь Мэнди не может простить Урсулу. Она не уберегла дочь в "Ноксе", ее больше нет с ней, и все что происходит сейчас это нелепая выдумка вечной тьмы, что сгустилась над городом.
"Слеза тряпичной куклы" разделяет "Нокс" на две части большой, изогнутой в трех местах кривой. Река загажена отходами, трупами и грязью, что вымываются с улиц. Рыба там невкусная, но Урсула заказывает ее именно оттуда. Старая женщина не ест эту рыбу, старая женщина ее лишь хоронит. Река приняла ее дочь! Урсула не имеет выхода, она никогда не видела свою дочь после этого, она не знает где могила ее дочери. Мэнди, девочка с двумя косичками за ушами в голубом платье, смотрит на мать с фотографии и улыбается. Урсуле кажется, что дочь смеется с нее. Рядом с ямой, что находится за домом, выходит окно из спальни старой женщины. Оно приоткрыто. Слишком бесцеремонно в тишину этой странной похоронной процессии вырывается звук рекламы, исходящий из телевизора. Урсула отвлекается, но не смеет отрываться от своего дела. Она не оставит рыбу, иначе ее могут утащить бомжи, а от звука рекламы можно абстрагироваться.
