— Сам он, гражданин начальник. — Маленький лупоглазый Лубок для убедительности прижал одну руку к груди, а второй показал куда-то в сторону параши. — Захрипел и помер. Тут же кислорода совсем нет…
Высунувшись из строя и проследив за пальцем Лубка, Вольф увидел распростертого на полу Ероху.
— Карцер, пять суток! — прежним обыденным тоном распорядился начальник. Кому тут еще кислорода не хватает?
Прапорщик сноровисто выволок Лубка в коридор. Больше желающих жаловаться не находилось.
— Убрать! — подполковник брезгливо взмахнул рукой. Два прапора за руки и за ноги потащили мертвеца к двери. Провисающий зад Ерохи волочился по полу и потому зацепился за порог камеры. Так, экономя силы, солдаты-первогодки таскают на кухне мешки с картошкой.
— Где его вещи? — поинтересовался капитан.
— Какие там вещи — хер да клещи! — отозвался Меченый. — Пустой он был, как турецкий барабан.
— Поговори мне! — рявкнул Дуболом. Меченый замолчал. — Кто отвечает за хату? — спросил Дуболом, проходя вдоль строя почтительно окаменевших зэков.
— Ну, я, — после короткой паузы отозвался Калик.
— Как положено отвечай! — рявкнул подполковник. — Или научить?!
— Осужденный Калитин, статья 146, часть вторая[41], срок шесть лет!
— Так вот, гусь лапчатый… — Дуболом подошел к смотрящему вплотную и впился в него гипнотизирующим взглядом. — Если эксперт скажет, что его замочили, я с тебя шкуру спущу и голым в карцер запущу! Там ты у меня и сгниешь! Ты понял?
— Понятно говоришь, хозяин. Только не трогал его никто. Сам копыта отбросил.
Калик хотя и старался вести себя как обычно — высокомерно и властно, это у него плохо получалось. Когда он и Дуболом стояли лицом к лицу, сразу было ясно, кто здесь держит масть[42].
— Что-то ты у меня задержался, все под больного косишь, — недобро улыбнулся начальник. — Следующим этапом пойдешь на Владимир! А пока наведи порядок в хате! Завтра проверю, если свинюшник останется — дам веник и самого мести заставлю!
У Калика вздулись желваки, но он смолчал. А значит, проявил слабость. Поняли это не все — только опытные арестанты. Расписной, которому Потапыч несколько месяцев вбивал в голову законы зоны, тоже понял. Они обменялись взглядами с Мордой — парнем, который просил обратный билет в юность. Тот едва заметно презрительно усмехнулся, и Расписной согласно кивнул.
За завтраком они оказались рядом. Блаткомитет неторопливо жевал сало и колбасу, все остальные звенели алюминиевыми мисками с жидкой пшенкой. Миски имели такой отвратительный, жирный и липкий вид, что об их содержимом не хотелось даже думать. Места за столом не хватало, многим приходилось устраиваться на шконках или быстро лакать еду стоя.
