Хромая и морщась, сержант подковылял к командиру и беспомощно уронил руки: сквозь черный от крови мундир торчали белые обломки ребер.
Автозак издал скребущий звук и съехал на двадцать сантиметров ближе к воде.
— Сидеть тихо там, потопнете, как щенки! — Сержанту показалось, что он, как обычно, рыкнул на бунтующих зэков, но на самом деле получился не рык, а тихий сип.
— Открывай быстрей, Федун, — вдруг подал голос внутренний конвоир, и сержант запоздало вспомнил о товарищах, запертых в вонючем чреве арестантского фургона.
— Ща, ребятки, ща. — Он суетливо зазвенел ключами. — Вы как там, целы?
— Володька сильно зашибся, — ответил тот же голос. — Его в больницу надо. Чего ты там возишься?
— Да вот, тут одна штука не выходит…
Водитель пытался застопорить застывший в неустойчивом равновесии автозак стволом сломанного дерева, но сил не хватало, и он, махнув рукой, вскарабкался на исцарапанный борт, отпер замок и с трудом поднял дверь, как когда-то в родной деревне поднимал люк, ведущий в прохладный подпол. Только сейчас из черного прямоугольника пахнуло не приятной сыроватой прохладой и запахами заготовленной на зиму снеди, а вонью немытых человеческих тел, блевотиной и кровью.
— Дай руку!
Лицо ефрейтора Щеглова было бледным, из рассеченного лба текла кровь. Он с трудом выбрался наружу, осмотрелся и выругался.
— Вот влипли! Сейчас эта колымага утопнет! Надо Володьку вытаскивать!
— А с этими что делать?
— А чего с ними делать… Пусть сидят. Наше дело их охранять. Отпирать камеры на маршруте запрещено…
— Так нельзя, товарищ ефрейтор, — послышался из темноты рассудительный голос. — Мы же люди, а не звери. И вы люди. А люди в беде должны помогать друг другу. Раз такое дело, надо нас спасать. А мы вам поможем.
— И правда, сами мы Володьку не вытащим, — громко зашептал водитель. — Я совсем квелый, голова кругом идет, все нутро болит. Открой этого, пусть пособит…
— Шпиона?! Ты что, совсем… Лучше Каталу… Давай ключи…
Тяжело вздохнув, Щеглов нехотя сунулся обратно в смрадную темноту. Стараясь держать тяжелые сапоги подальше от мертво белеющего лица распростертого внизу Володьки Стрепетова, он кулем свалился на ставшую полом левую стенку фургона и, с трудом распрямившись, полез в опрокинутый, низкий, как звериный лаз, коридор между блоками камер. В восьми крохотных стальных отсеках притаились горячие тела арестантов, сквозь просверленные кругами мелкие дырочки доносились тяжелое дыхание, биоволны страха и животной жажды свободы.
