Интервью: Беседы с К. Родли | страница 76

Я могу объяснить, что поддерживало во мне желание снимать. Главным образом Джон Меррик, то есть образ человека-слона. Он был такой странный, чудесный, невинный человек. Вот что главное. Вот о чем мой фильм. И еще о промышленной революции. Или вот мощные взрывы. Вы видели фотографии мощных взрывов? Они всегда напоминали мне об этих папилломатозных образованиях на теле Джона Меррика. Они как медленные взрывы. И образуются от самой кости. Я не знаю наверняка, как происходит взрыв, но если бы кости могли взрываться, сохраняя свое строение, и проступали сквозь кожу, то получались бы такие вот наросты, медленные взрывы. Поэтому мысль обо всех этих дымовых трубах, саже, индустрии наряду с этой плотью интересовала меня больше всего и побуждала снимать.

Человеческие существа похожи на небольшие фабрики. Производят столько скромного продукта. Идея о чем-то растущем изнутри, всех этих текучих субстанциях, циклах и переменах и всей этой жизни, которая каким-то образом зависит от химии, выходит наружу, расслаивается, преображается в нечто другое... Это нереально.

А Брукс сильно вмешивался на стадии постпродакшн, когда фильм был уже снят?

Нет. Я пару раз наведался к нему, чтобы показать фильм. Наверное, ему понравилось, по крайней мере он мне так сказал. А вот о чем я по-настоящему беспокоился, так это об адажио для струнных[16], я хотел использовать эту музыку в финале, хотя изначально всю музыку должен был написать Джон Моррис. И он отлично справился, просто я должен был вставить в конце именно этот музыкальный фрагмент. А для этого мне нужно было уговорить Мела, который любил Джона Морриса. Так что мы вынуждены были устроить этот просмотр, куда Мел позвал кучу людей отовсюду, и там мне нужно было предъявить обе версии: с адажио для струнных и с музыкой Джона Морриса в конце. Вот тут я могу дать маленьким совет: всегда показывайте свои любимый вариант первым. Мы так и сделали. После просмотра в зале повисла тишина, и я подумал: «Ну сейчас все будут голосовать», понимаете. Но в полной тишине Мел повернулся к Джону Моррису и сказал очень мягко: «Джон, должен сказать тебе, что адажио мне нравится больше. Оно лучше работает в фильме». А Джон, представляете, он сказал: «Ладно». Но я не считаю это своей победой. Это был выигрышный вариант для фильма.

«Человека-слона» номинировали на «Оскар» сразу в нескольких категориях. То есть после «Головы-ластик» вы сразу со следующим фильмом попали в святая святых Голливуда. Как вы себя чувствовали при этом?