Интервью: Беседы с К. Родли | страница 47

Не знаю, откуда у меня эта тяга. Кучи земли время от времени возникают в моих картинах, но я никогда этого не анализировал. Это просто повторяющийся мотив, и всякий раз мне кажется, что я открыл его заново. Совершенно не помня, что уже делал это раньше. А мне говорят: «Дэвид, у тебя уже десять раз были эти кучи земли!» И я такой: «Даже не знаю теперь — использовать их, не использовать...» Стоит задуматься — и ничего уже не знаешь.

А в самой бабушке, в персонаже, есть какие-то отсылки к вашей собственной жизни? В фильме она выглядит как спаситель.

Бабушки — дело такое... У меня было две потрясающих — нет, даже фантастических — бабушки! И два фантастических дедушки. И они были очень близки между собой. Но фильм на этом не основывался, я уверен, что нет. Тут сработала внутренняя логика повествования — персонаж нуждался именно в таком вымышленном друге. Бабушки — они известные озорницы. Они дают тебе поблажки, любовь их — без каких-либо претензий или ожиданий. Именно это ребенок и выдумал, понимаете?

А почему она умирает?

Ну, есть причина. Разрушение происходит от неправильных мыслей. Начинается разложение...

X. Бартон Вассерман продолжал участвовать в ваших предприятиях?

Нет. Между съемками «Алфавита» и «Бабушки» прошло довольно много времени. И когда я передал Барту копию «Алфавита» в личное пользование, как раз в этом промежутке времени, то решил, что мы, ну, квиты. А мой отец как раз дал мне денег на то, чтобы закончить «Алфавит », потому что я опять остался на мели.

Одно из очевидных различий между двумя фильмами, исключая технические достижения, это введение последовательного повествования. Вы приняли решение начать рассказывать истории?

Да. Идеи начали складываться в нечто общее. Я не думал о каком-то сюжете всерьез. Он возник неожиданно—я вдруг увидел, что у меня есть вроде как начало, середина и конец. И сам поразился, как так вышло. Но я ничего не планировал. И как там оно развивалось, я точно не помню. Не знаю, каким образом я придумал эту историю.

Это был первый раз, когда я подал сценарий на рассмотрение, и кто-то должен был его прочесть, и оценить, а потом решить, готов ли его финансировать. Нужно представлять себе, как это происходит в Голливуде. Человек пишет сценарий, отдает его на читку, и вокруг начинаются какие-то процессы: тот, кому вы отдали, хочет понять, о чем, собственно, там у вас речь. И масса сюжетов по ходу разжевывается просто в ноль. Вашу вещь берут и читают десять человек. И для каждого ее надо упростить. И на тот момент, когда все они закончат читать, в сценарии не остается вообще ничего неопределенного, никакой абстракции, ничего из того, что было первоначально задумано. В сценарий