Волна жара ударила с такой силой, что сдвинула и опрокинутый стол, и меня вместе с ним, и откатила к стене, в которую стол уперся ножками. Припекло не на шутку, даже паленым волосом запахло, а потом меня ухватили за ногу и выволокли в коридор. Уезжая из кухни, я успел передернуть цевье и даже собрался было отстрелить художнику еще какой–нибудь производственно важный орган, но случая не представилось, ибо волокли меня энергично и стремительно. В кухне образовался небольшой веселый пожарчик. На какой–то миг его перегородил спиной Эл, затем бросился в глубину кухни и пропал.
Я отбрыкнулся, выдернув ногу у доброжелателя, и как мог поднялся на ноги. Мик и Чарли немедленно подхватили меня с боков. Фон при этом убедился, что я стою, и шустро унесся дальше в кухню.
— Вот это все, Мейсон, ты будешь объяснять долго и, похоже, уже не мне, — зловеще посулил Чарли.
— Брось, Чарли. Поживи еще.
— Чего?! Тьфу на тебя! Я имею в виду, что это… ФБР и вообще…
Все это доносилось уже из–за спины, поскольку я, убедившись, что ноги держат, припустился следом за Миком.
Огонь уже утихал, прожегши столешницу почти насквозь, обуглив обои и расплавив линолеум, а народу в кухне поубавилось. По сути, один только Мик и остался. Зато в том месте, где огнеметчик рисовал свои знаки, прямо в воздухе висела дыра в сплошной мрак. Как будто проковыряли в пустоте дыру в беззвездную ночь. Тьфу ты, чего доброго поэтом станешь среди эдаких событий. Интересно, если о садах еще и в рифму — лучше или хуже получится?
— Эл туда полез, — озадаченно сообщил Мик.
— Ну и?
— Ну и — что?
— Ну и — хуле ты ждешь?
— Вспоминаю, где моя бита. Что я, дурак, без нее туда нырять?
А вот я, наверное, дурак. Взял и, набрав на всякий случай в грудь воздуха, грянулся плечом прямо в темноту. Привычка такая — в сомнительные двери входить с разбегу. Не выводится ничем, даже дверьми незапертыми, в которые влетаешь и катишься кубарем под ноги недоумевающей публике.
Мрак слегка спружинил, но все же без труда продавился, из–под ног ушел липнущий к сапогам нагретый пол, меня перевернуло и больно обо что–то твердое шмякнуло. Испугаться как следует я не успел. Это вообще дело небыстрое. В какой–то миг рука нащупала что–то судорожно отдернувшееся, да и сама дернулась обратно, как еще удержался и не выстрелил! А потом тьма стремительно рассеялась, пахнуло в лицо светлой серостью, и вывалился я в края, про которые можно сказать единственно — «а я себе это представлял совсем иначе»…
