– В мае девятнадцать исполнится.
– Я в твои годы пас коз и кормил младших братьев и сестёр, шестеро их было: братьев двое и четыре сестры – невесты. Мама старая уже была, отец погиб, так что и мне через край досталось… Но у меня были друзья, они всегда помогали мне в трудную минуту, и я старался быть хорошим другом моим друзьям…
Дон неожиданно икнул, прервав свою речь, и, придерживая живот рукой, икнул ещё раз. Он отпил остывший кофе, на несколько секунд задержал дыхание.
– А ты вот – все один и один, Антонио. Это нехорошо, гордыня ли тому причиной, угрюмый нрав или нечистая совесть. Правильно я говорю, синьоры?
Синьоры, которые тоже не зевали за богатым столом, похоже, размякли и подобрели. Во время затянувшегося разговора, когда дон Паоло, казалось, вознамерился выслушать всю историю жизни Тони день за днём, они не решались его перебивать, только слушали. Теперь разговор становился общим, все оживились, заулыбались. Один из них, невысокий крепыш с большими седыми усами, предложил тост за дона Паоло – достойнейшего человека и христианина, но сам дон Паоло пить уже не стал. Он пригубил только и отодвинул бокал.
– Не знаю, как вы, синьоры, а я что-то устал сегодня и чувствую, что мне пора отдохнуть, – сказал он через некоторое время, когда веселье было в тихом разгаре. С этими словами он стал грузно выбираться из-за стола. Все поспешно последовали его примеру.
– Ты нравишься мне, Тони. Но мне кажется, что тебе не хватает друга, старшего брата, что ли, наставника, который мог бы уберечь тебя от неосторожных поступков, так свойственных молодости, помочь найти свою дорогу в жизни… Если тебе ещё не надоели нравоучения старика, вспоминай иногда обо мне, может, и я когда-нибудь смогу оказаться тебе полезным.
– Мне очень лестно, дон Паоло, что вы заметили меня и не очень строго осудили мои недостатки. Я постараюсь исправить их и сделать все, чтобы не потерять вашего расположения. Я был бы счастлив во всем следовать советам человека такого ума и такого сердца, как вы, дон Паоло!
Он взял протянутую для прощания руку дона Паоло в свои руки, склонился над квадратной ладонью и поцеловал перстень, надетый на безымянный палец. От пальцев густо разило чесноком. В комнате воцарилось напряжённое молчание.
– Ты скор… но умен, мой мальчик. Со временем, быть может, ты станешь одним из любимых моих сыновей… Я рад, что не ошибся в тебе…
Ты выбрал свой путь, и очень надолго. Я не говорю – навсегда, потому что все мы смертны, но сколько бы ни отпустил нам Господь, все мы будем идти вместе…
