— Отвяжись от меня, Дэвенпорт, — сказал Макгиннесс, отступая назад.
Обстановка на автомобильной стоянке внезапно наэлектризовалась, глаз запоминал все — и бумажки от жвачек, и выброшенные пакетики из-под четвертьграммовых доз кокаина.
— Я не знал, парень, что тебя выпустили, — улыбаясь, проговорил Лукас.
Его спутница наблюдала за происходящим широко открытыми глазами. Лукас приблизился к мужчине, запустил два пальца в карман его рубашки и слегка потянул. Это походило на то, как два старых приятеля вспоминают былые деньки.
— Убирайся из города, — хрипло прошептал Лукас. — Отправляйся в Лос-Анджелес или в Нью-Йорк. Если ты не уедешь, тебе будет плохо.
— Меня освободили условно. Я не могу уехать из штата, — заикаясь, пробормотал Макгиннесс.
— Тогда убирайся в Дулут или в Рочестер. У тебя неделя сроку, — сказал Дэвенпорт. — Поговори со своим отцом. Можешь повидать бабушку и сестру. А потом убирайся.
Он повернулся к своей спутнице, на лице была улыбка, казалось, он уже забыл о Макгиннессе.
— Ты меня чертовски напугал, — призналась женщина, когда они уже сидели в клубе. — Что там произошло?
— Кенни нравятся маленькие мальчики. Он продает крэк[1] десятилетним глупышам.
— А-а.
Она, конечно же, слышала о таких вещах, но относилась к ним так же, как к собственной смерти: отдаленная вероятность, о которой пока не стоит особенно задумываться.
Позже она сказала:
— Мне не понравилась твоя улыбка. Как ты улыбнулся. В тот момент ты походил на моих зверей.
Лукас усмехнулся.
— Правда? На кого же? На лемура?
Она слегка прикусила нижнюю губу.
— Нет. Я подумала о росомахе.
Даже если холод улыбки иногда и гасил тепло его глаз, то это случалось не часто и не отпугивало людей. А сейчас Лукас наблюдал, как блондинка с прической в стиле «панк» завернула за угол Центра и, прежде чем совсем скрыться из виду, оглянулась, посмотрела на него и улыбнулась.
Черт возьми? Она знала, что он на нее смотрит. Женщины всегда знают об этом. «Вставай, — шептал ему внутренний голос, — и иди за ней». Но он не сдвинулся с места. Их так много и все хорошенькие. Он вздохнул, растянулся на траве и снова принялся за Эмили Дикинсон.
С него можно было писать картину под названием «Удовлетворенность».
* * *
Его фотографировали из коричневато-оливкового фургона, стоявшего на противоположной стороне Седьмой южной улицы. Два полицейских из отдела внутрислужебных расследований трудились в поте лица в тесном вагончике, где на треногах стояли фотоаппарат и видеокамера.
