— Костаки греческий подданный; я не могу разрешение ему дать на Софице жениться.[28]
К мутесарифу бежим. Мутесариф говорит:
— Это дело пустое! Кто станет на это смотреть. Не бойтесь. Я скажу архиерею, чтоб он не боялся.
Опять к архиерею.
— Пусть паша мне на бумаге приказание даст. А я без этого не могу. Патриарх еще недавно писал мне: острегайтесь, Высокая Порта строго требует, чтобы закон этот соблюдался...
— Так мы тайно его обвенчаем.
— Как знаете! А я узнаю, который поп венчал, так я его строгому церковному наказанию предам и прихода лишу.
Бросимся к одному попу, к другому, — все боятся. Опять к паше.
— Ваше превосходительство, вы бы изволили письменно разрешить архиерею.
— На что ему письменно. Это дело церковное. И в этих делах он не от меня, а от патриарха зависит.
Отыскал я одного старого попа, которого архиерей за бесчинства, пьянство и за драки с турками прихода лишил, но отлучен он не был и венчать мог. Этому хоть десять братьев рядом поставь с десятью родными сестрами, обвенчает всех по очереди!
Обещал ему три лиры. Он говорит:
— Хорошо, три с половиной мне нужно, потому что с портным за новый подрясник так сторговался!
— Что ж вы думаете, кончено все? Нет!
Венчать будем тайно; только где? Пилиди боится, чтоб его самого паша после в тюрьму не посадил. Каков же это срам был бы для старого архонта! Надо сделать так, что и отец как будто этого не знает!
Куда идти? Побежал я вечером к мадам Бертоме. Она (дай Бог ей жить!) «с радостью, — говорит, — с радостью! Здесь консульство, и мы на себя все возьмем!» Мусьё Бертоме хотел сказать что-то, а она ему: «Хуже ты женщины!» Он и замолчал.
Сейчас затворили в консульстве ставни; поставили стол и свечи. Поп уже готов. Вино и хлеб принесли. Пришла и Софица со старухой Катинкой; свидетелей достали, и поставили молодых под венец.
Поп их венчает, а я смотрю на Костаки: «Что за красавец! Как царский сын стоит в нашей народной одежде».
Так мы их обвенчали; а через три дня в Акарнанию отправили. Никто ни слова не сказал, ни архиерей, ни паша. Так поспешили их отправить, что Софицы и платья не были все сшиты, несшитые взяла.
За день до отъезда их, однако, мы повеселились хорошо. У Пилиди за городом был апельсинный сад; все мы и новобрачные пошли туда и скрипки наняли. Цыганка Аише плясала, и сам старик в сирто[29] прошелся. Выпили мы все и хорошо повеселились.
Было это весною, когда у нас апельсины цветут, и потому по всему саду благоухание как в раю простиралось.
