Доктор, желая польстить хозяину, сказал Алкивиаду:
— Вот и наш паша из большого очага, один из первых домов Албании; он в этих приметах должен быть знаток.
— Что значит, брат, ныньче большой очаг Албании! — воскликнул паша. — Аристократия наша не имеет прежней силы.
— Однако! — сказал доктор.
— Не говори ничего! — возразил паша. — В Стамбуле есть великие головы! Кто думает, что теперь то, что прежде было, тот осел! Послушай меня. Точно, было время, мы, албанские беи, приказывали туркам цареградским, и они боялись их. Хотели беи бунтовать, бунтовал и народ. Молодцов и теперь у нас, друг мой, много, да молодцы эти в царском войске служат. К порядку привыкают... Беев наших тоже разместили хорошо. Говорю я тебе, ты меня послушай, в Стамбуле умные головы есть. Смотри, я мутесариф здесь; в Рапезе каймакам — албанский бей. В Берате мутесариф из нашего большого очага. Жалованье большое; почет большой; власть большая, ты знаешь. Кто же нам скажет: «тревожьтесь, заводите смуты!» А кто и скажет, мы тому ответим: пусть голова твоя, осел, высохнет, мне и так хорошо! А народ без нас, ты сам знаешь, что? Теперь времена такие, что двое заптие, которых начальство пошлет, Целую деревню арнаутов как овец пригонят сюда на расправу. И хорошо, друг мой, думают в Константинополе! Азбуки у нас нет; турецкими буквами хотят ныньче албанские слова писать, чтоб учить нас. Благоразумно это, эффенди мой, очень благоразумно! Веру, ты скажешь, мы прежде не знали хорошо. И я скажу тебе: правда это, друг мой, но погляди!.. Имин-бей своих детей в Стамбуле обучил; Нур-редин-бей ходжу ученого в дом взял; — тот взял ходжу, другой к ходже сына шлет... Веру узнают люди. Вот тебе об Албании мое дружеское слово!
— И у гегов в северной Албании так? — спросил Алкивиад.
— О гегах, сын мой, я мало знаю, — отвечал Изет-паша. — Я говорю про здешних, а там что делается, знает Бог да падишах с Аали-пашой... Нам до этого и дела нет...
— Что ж! — заметил доктор. — Это хорошо; это обеспечивает спокойствие империи. — Надо, чтобы все довольны были, тогда все пойдет к наилучшему.
— Все, друг мой, довольны быть не могут. На недовольных и сила у султана есть...
Алкивиад вынужден был слушать все эти горькие вещи скрепя сердце.
Глаза Изет-паши смотрели на него зорко...
На прощанье паша опять, забыв государственные вопросы, поласкал юношу, пошутил с ним и пожалел, что скоро Байрам, а то бы он дал ему заптие проводить его до Рапезы.
