Конечно, никто из них толком не спал. Кейтнесс остался бодрствовать в кресле, и для разминки время от времени прохаживался взад-вперед. Сэр Бернард вышел переодеться, запер дверь, взял ключ и вытянулся на диване, но только для того, чтобы спокойно перебрать в памяти события этого вечера. Стоило ему немного расслабиться, как он понял, что выбит из колеи куда основательнее, чем можно было вообразить. Невероятные идеи, фантастические цвета, странная музыка и действия, напоминавшие обряды, которыми все это сопровождалось; воспоминания о людях, окружавших возбужденного Консидайна; догадка о том, что таинственный Верховный Исполнитель из африканских воззваний находится здесь, в Лондоне; безумная решимость в голосе Нильсена, артиллерия, отражающая угрозу, вырвавшуюся из потайных обиталищ черной расы, сонное оцепенение Инкамаси, волнение Иэна Кейтнесса — все это потрясло уравновешенный и спокойно-ироничный ум сэра Бернарда. И еще одно тревожило его все больше. Сегодня вечером за обедом их было пятеро. Да, они ушли втроем, но вместе ли? Вечером с ним попрощался совсем не тот Роджер, да и Филиппа гнетет непривычная ноша. Сэр Бернард вдруг почувствовал себя совсем одиноким — его дом, его друзья в одночасье стали ему чужими; нигде в целом свете не было человека настолько близкого, чтобы можно было посмеяться с ним над химерами, всплывающими из глубин его разума, нависающими над тонкими шпилями и изящными садами, в которых еще недавно резвилась лучшая из всех существовавших цивилизация. Его тревожили не столько факты, хотя они были достаточно зловещи, сколько их подача — триумф, фанатизм, призраки экстаза. Воспоминания теснились в нем — безумный политический проповедник в Гайд-парке, Кейтнесс в церковном облачении, древние лица евреев в грубых газетных шаржах, выражение глаз Филиппа, когда он смотрел на Розамунду, беспорядочные крики толпы на улицах — где достойная отстраненность, где должное раздумье? Каким еще диким обрядам предстоит свершиться среди изящных достижений ума? Да, глубокая синева занавесей Консидайна великолепна, но в каком состоянии ткали их люди? Владел ли ими восторг при виде результатов своего труда, или то был ужас понимания запредельного? Кто-то недавно говорил: «Тьму вечную я встречу, как невесту»…
Она идет! И с ней — сама
Предвечная, немая Тьма.
Что-то в этих словах превышало возможности понимания сэра Бернарда. Тьму надо отвергать, а не встречать, и когда в смертный час ее уже нельзя будет отвергнуть, ее следует принять с гордой, но сдержанной враждебностью. Ах да, это Роджер сказал. Роджер любит какую-то таинственную силу, которую сам так и не нашел или, найдя, не поверил и отогнал от себя.
