Вызвали мистера Консидайна.
Сэр Бернард, откинувшись на стуле, изучал свидетеля, мысленно сравнивая его с фотографией. Невероятно, но сходство было практически абсолютным! Он лишний раз убедился в этом, встретив внимательный взгляд Консидайна, когда тот шел к свидетельскому месту. Консидайн заметил Роджера и узнал его. Филипп никак не показал своего интереса к очередному свидетелю.
Консидайн спокойно объяснил суду причину своего визита. Он возвращался домой после обеда и решил зайти к старому другу, в основном потому, что в последнее время был несколько обеспокоен… состоянием его рассудка. Покойный, как говорится, «потерял интерес к жизни», у него не осталось никаких надежд или желаний.
— Вы можете предположить, что вызвало такой упадок? — задал вопрос следователь. — Врач заявляет, что его состояние здоровья не внушало никаких опасений.
— Да, на здоровье он не жаловался, — ответил Консидайн, — но оно оказалось ни к чему. Исчезла цель его жизни. Он создал себе образ, а образ исчез. При жизни его жена была центром этого образа, драгоценности, которыми он ее украшал, дополняли его. Она умерла, детей не было и не было сил искать какую-нибудь другую женщину, которую он смог бы украшать подобным образом. Он сосредоточил вокруг этого обожаемого создания всю свою силу и благосостояние, она была его зримой мощью, его признанным имуществом. Сами по себе драгоценности, как бы ни были они великолепны, значили немного. Я также думаю, что после смерти жены к нему вернулся какой-то детский страх: он боялся, что судьба разрушит все, что он создавал на протяжении жизни.
— Вы пытались его подбодрить? — спросил следователь.
Консидайн на мгновение запнулся.
— Я пытался, — медленно сказал он, — убедить его жить за счет своей собственной силы, а не за счет того, что в лучшем случае может быть лишь ее свойствами. Я пытался убедить его подняться из глубины своей утраты, не увядать от боли, не дать опустошенности захватить все жизненное пространство. Но мне не удалось.
— Да, понимаю, — невнятно сказал следователь. — Вы предлагали ему выйти за установленные внутри себя рамки?
Консидайн опять помедлил, на этот раз дольше.
— Я думал, что ему нужно было заново найти себя, — наконец сказал он, — заново оценить свои возможности. Но, к сожалению, я не смог добиться от него этого.
— Конечно, конечно, — покивал следователь. — Я уверен, суд разделяет ваши сожаления, мистер Консидайн. У меня нет никаких сомнений, что вы сделали все, что могли, но если человек не хочет или не может сам встряхнуться, простой разговор ему не поможет. Спасибо, мистер Консидайн.
