Квентин выхватил у него револьвер и теперь отчаянно палил в огромного зверя, выкрикивая при каждом выстреле: «На! На! На!» Конечно, это было крайним проявлением слабости, полной капитуляцией, открывшей душу Квентина наступлению этого великого бога — ибо сейчас лев выглядел именно богом. Звук выстрелов был таким же бесполезным, какими оказались и пули, и тщетность этой вспышки вызвала у Энтони мгновенный протест.
— Не надо! — крикнул он. — Ты сдаешься. Нельзя так, это не в твоем характере. — Слова помогли Энтони обрести хоть какую-то внутреннюю опору. Что-то происходило, и он должен понять, что именно. Он чувствовал себя так, словно двигался против сильного ветра, он удерживал равновесие инстинктивными силами своего духа, он не сражался с этим могучим воздействием, но удерживал внутреннюю оборону. В предельном напряжении Энтони смутно услышал звук торопливых шагов и понял, что Квентин убежал, но сам не мог пошевельнуться. Теперь он не смог бы помочь уже никому: что-то ужасно давило на него и мешало дышать, но, несмотря на то, что чуждая сила завладела им, он все же стоял, не падал и даже старался подстроиться под ритм движений льва. «Если это внутри меня, я с этим справлюсь», — беззвучно крикнул он самому себе и тут же ощутил возвращение утраченной свободы.
На него обрушились воспоминания. Время сделало шаг назад, и Энтони словно провалился в последний год войны. Он опять сидел в кабине своего истребителя и смотрел вниз на широкую полосу побережья. Только на этот раз под крылом самолета не было заметно ни малейших признаков человеческой деятельности; только лес, равнина, река и гигантские ящеры, медленно воздвигавшиеся из воды. То там, то здесь на мгновение появлялись и исчезали другие огромные твари. Еще одно крылатое существо пронеслось над ним — но на этот раз он успел заметить омерзительную тень, выглядевшую издевательством над ясным небом. Его машина неслась к земле, а он не мог вмешаться в это гибельное движение. Он погружался в доисторический мир; далеко впереди ждала громыхающая пустота, а позади мир стремительно превращался в тот, другой. Был ужасный миг, когда оба мира слились: мамонты и динозавры бродили среди живых изгородей английских полей, и в этом смешанном видении он почувствовал, как машина легко приземлилась, пробежала по полосе и остановилась. Нет, это была не машина, он не вылез из кабины, но почему-то лежал на земле, глубоко вдыхая смесь ужаса, благодарности и спасения. Первые признаки знакомого внутреннего спокойствия помогли пошевелиться. Энтони с удивлением обнаружил, что лежит ничком на краю дороги; он приказал себе собраться и сел.
