— Есть какие-нибудь соображения? — спросил он. — Кажется, это должно что-то означать… Эх, если бы мы могли понимать человеческий язык…
— Тот, что приезжал на грузовике, наверняка форменный тупица, — сказала Нути. — Он пытался проникнуть внутрь.
— Значит, он еще вернется, — с мрачным видом покачал головой Доркас. — Ну ладно. Вы молодцы. Возвращайтесь на свой пост. Спасибо.
Доркас посмотрел вслед Сакко и Нути, которые шли взявшись за руки, и побрел в сторону старой конторы.
«Шесть раз на моем веку наступали Рождественские ярмарки, — размышлял он. — Стало быть, я прожил целых шесть — как бишь их называют? — лет. А может быть, и на один год больше, ведь, живя здесь, трудно быть в чем-либо уверенным. Здесь не вывешивают объявлений, из которых можно было бы понять что к чему, и отопление работает все хуже и хуже. Семь лет. В этом возрасте ному пора уже научиться не принимать ничего близко к сердцу. Но я живу в этом проклятом месте, где нет даже сколько-нибудь приличных стен, где вода по утрам замерзает и превращается в стекло, где вентиляция и отопительная система никуда не годятся. Конечно, — попытался взять себя в руки Доркас, — как ученый я нахожу эти явления исключительно интересными. Просто было бы намного приятнее наблюдать эти исключительно интересные явления, сидя в каком-нибудь уютном, чистеньком уголке».
Вот-вот. Вот что ему было необходимо. Многие номы старшего поколения страдали от страха перед жизнью в Снаружном мире, но не любили об этом говорить. В каменоломне с ее прочными скалистыми стенами было не так уж и плохо. Если не слишком часто смотреть вверх и в ту сторону, откуда открывается вид на бескрайние дали, можно даже почти убедить себя, будто находишься в старом добром Магазине. Тем не менее большинство пожилых номов предпочитали отсиживаться в сараях или в уютной темноте подвалов. Это давало возможность избавиться от жуткого ощущения, будто ты выставлен напоказ, будто небо смотрит на тебя.
Впрочем, детей эта новая жизнь вполне устраивала. Ничего иного они, в сущности, и не знали. Возможно, кто-то из них смутно помнил Магазин, но их сердцу это уже ничего не говорило. Снаружный мир стал их домом. Они к нему привыкли. А юноши… Знай себе ходят на охоту или по ягоды… Что ж, для них самое главное — пощеголять отвагой друг перед другом. И перед девушками.
«Разумеется, — продолжал размышлять Доркас, — как ученому и как рационально мыслящему ному мне ясно, что наше предназначение не сводится к тому, чтобы все время отсиживаться под полом. Но как ном, проживший на свете семь лет или около того и позволяющий себе порой поворчать по-стариковски, я вынужден признать, что чувствовал бы себя гораздо более уютно, если бы, как в старые добрые времена, вокруг висели объявления. Например: „Потрясающе низкие цены“ или хотя бы такое немудреное, как: „С завтрашнего дня начинается грандиозная распродажа“. Это никому не помешало бы, а у меня на сердце, я уверен, стало бы намного веселее. Хотя, конечно, с точки зрения рационального восприятия это выглядит сущей чепухой. Точно так же, как и Арнольд Лимитед (осн. 1905), — печально думал Доркас — Я уверен, что он не существует в том смысле, как мне внушали в младенчестве. Но когда на стенах можно было увидеть надписи вроде: „Если вы не можете найти то, что вам требуется, спросите…“ — невольно возникало ощущение, что все в порядке. Впрочем, это совершенно неподобающие мысли для рационально мыслящего нома».
