Они услышали ее голос. Казалось, он доносился к ним откуда-то издалека.
— Ничего не должно случиться. История — это не то, что вы проживаете. Это то, что вы делаете сами. Личность принимает решение. В должное время. И ничто нельзя считать слишком ничтожным, чтобы пренебречь им, потому что это может изменить историю. Изменить можно все.
Ее голос стал затухать. Через некоторое время Бейн поднялся на ноги, чувствуя себя страшно неуклюжим, и начал вглядываться в полумрак.
— Она исчезла.
— Интересно, а может ли она находиться полностью в одном месте? — сказал Писмайр. — Что нам теперь делать?
— Я собираюсь спать, — сказал Гларк. — Не знаю, как у вас, но у меня был хлопотный день.
Несколько раз Бейн просыпался, и ему чудилось, что в шуме ветра он слышит грохот и крики, но, когда он начинал прислушиваться, звуки, казалось, исчезали.
Писмайр видел сон. Он видел, как ворсинки сгибаются и кланяются под порывами сильного ветра, он видел сверканье десятков тысяч глаз, зеленых, красных и белых, и фигуру Кьюлейны, ее волосы, развевавшиеся на ветру, видел ее ступающей в темноте, населенной шумами, живущей повсюду, где это только возможно.
Гларк видел во сне стройные тела, быстро снующие в подлеске. От их движения Ковер, казалось, оживал. Это походило на всплеск в чаше; рябь бежала к ее краям и становилась тем сильнее, чем быстрее они бежали. Глубоко в подземных пещерах пробуждались спящие творения природы и начинали выть. Он увидел Трюмо, позади Полированной Низины, огромный серебряный купол. Он видел блеск, когда человечки добывали в Полированной Низине свой лак, пламя выплескивалось из горнила.
В своем сне он шел сквозь ночные ворсинки, как дух, пока не приблизился к Нескончаемой Глади. Внезапно Ковер обрывался и за его краем простиралась и бежала бесконечная Плоскость. Он искал ворсинки, но их не было, лишь плоское пространство без конца и края и шарики пыли катились под отчаянным ветром. А у последней ворсинки стояла Кьюлейна, ее одежда развевалась и хлопала под порывами ветра.
Внезапно Гларк сел.
Наступило утро. Все было освещено неровным желтым светом, и в таком освещении ворсинки сверкали, как бронза. Брокандо все еще спал. Остальные тихонько разговаривали.
Одного взгляда было достаточно.
— Это не совсем сны, — говорил Писмайр. — То, что мы видели, не было в полном смысле снами. Она проживает все жизни одновременно, а мы воспринимали их отголоски, как эхо…
— Я видел, как Кьюлейна шла по Ковру, — начал Гларк. — И, я думаю, я и Снибрила тоже видел.
