— Именно так. А убивает только для того, чтобы он не мог сообщить нам о том, что сейф пуст.
— Абсолютно точно.
Мы как бы играем в теннис со Стариком. И я уверен, что по своим пассам не уступаем чемпионам мира. Так может, на Кубок Дэвиса нас?
— Но зачем тогда разыграна вся эта мизансцена, если документы исчезли еще до воровства? Зачем привлекать внимание криминальной полиции, сил безопасности? Зачем играть жизнью людей? — задает риторические вопросы босс.
Я улыбаюсь.
— На этот счет у меня есть соображение, патрон...
— Интересно?
— Документы похитили те, кто имеет свободный доступ к ним! Они и разыграли вместе с Грантом такой насыщенный психологический спектакль, чтобы отвести от себя подозрения... Понимаете?
Он щелкает пальцами. Это значит, что он доволен и полон энтузиазма продолжать начатое расследование. Шеф редко так открыто проявляет свои эмоции. Вообще-то он спокойный человек: ему даже можно сунуть в штаны подожженный взрывпакет, но он и бровью не поведет.
— Вы на правильном пути, Сан-Антонио! В добрый час, друг мой!
Его друг! Расчувствовался наш босс! Сейчас он подергает меня за ухо и скажет, что очень доволен мной.
Приятно все-таки. Что поделаешь, тщеславие — сильнейший рычаг наших успехов в жизни.
Я поднимаюсь, собранный словно пружина.
— Надо идти, патрон!
— Естественно, вы держите меня в курсе дела,— говорит на прощание Старик.
— Естественно, шеф.
* *
Вернувшись в кабинет, нахожу великолепный тандем Пинюш-Берю в состоянии марафонского погружения в сон. В отношении сна и красного вина для них не существует никаких сдерживающих факторов. И на этом поприще у них уже большой стаж.
Усевшись в полуразваленное кресло, Берю положил ноги на стол, надвинул на глаза шляпу... Ноги его парят, словно лошадь, только что выигравшая приз Триумфальной Арки! Носки его дырявые, но так как они черного цвета, то это не очень заметно.
Пино же спит, оседлав стул и положив голову на стол.
Резким движением тяну стол на себя. Оба сони оказываются на полу. Это мгновенно пробуждает их. Они вскакивают на ноги, голося дуэтом о том, что жизнь для них становится невыносимой. Я приказываю им следовать за мной, и они подчиняются моей воле.
Уже в коридоре я останавливаю Берю.
— Толстяк, ты бы одел все-таки туфли. В общество ведь идем!
Он замечает свой промах и возвращается в кабинет. Я иду следом за ним.
Наблюдая за Берю, начинаю разговаривать сам с собой:
— Ты только посмотри на эти изящные лапти в витрине магазина... Какого же они размера? Наверное, шестьдесят четвертого, как на великане Атласа
