— Un songe remarquable [56]… — промолвил недоверчиво правовед, когда Моничка окончила свой рассказ. — Et vousl'avez effectivement vu [57]?
— Eh sans doute [58]! — смеялась в ответ новая Шехеразада. — Кто из вас mesdames и messieurs, разрешит его?
— Наденька разрешит, — сказала Лиза, — она вечно воображает себя героиней какого-нибудь романа и одно время, когда считала себя Татьяной Пушкина, обзавелась даже гадательной книгой, чуть ли не Мартыном Задекой. Поверите ли: восемь раз перечла "Онегина"!
— Совсем не восемь! — возразила обиженная гимназистка.
— А сколько же?
— Семь.
— Да, это, конечно, меньше. Она у меня олицетворенная поэзия, сама даже оседлывает Пегаса, и еще вчера…
— Ну, что это, Лиза? Какая ты болтушка! Никогда тебе больше не буду показывать!
— Вы с Ластовым, значит, одного поля ягодки, — сказал Змеин. — Он тоже вчера еще прочел мне пьеску, в которой есть и "грезы", и "слезы", и "созвучие сердец".
Наденька встрепенулась.
— Ах, Лев Ильич, прочтите ее нам!
— С условием, чтобы и вы прочли свою.
— Ни за что в мире!
— M-lle Nadine, — вмешался Куницын, — оставьте на минуту поэзию и помогите нам разрешить сон вашей кузины.
— Нет, нет, Лиза пошутила. Кто из нас здесь старше? Тот пусть и разрешит.
— Старше всех, кажется, m-r Змеин. За ним, значит, и очередь.
— Разрешить значение сна, — сказал Змеин, — я не берусь, потому что всякие сны — неразрешимая чепуха, но почему именно вы, г-н Куницын, приснились Саломониде Алексеевне, могу объяснить.
— Да это все равно. Объясняйте.
— Вы, Саломонида Алексеевна, вероятно, поужинали вчера довольно плотно?
— Не скажу. Чашки две чаю, бутербродов с медом — штуки три, да жаркого и сыру ломтика по три.
— Гм, недурно. По-вашему это мало? На ночь вообще много есть не годится. Мне, однако, помнится, что, после чаю, вы покушали и земляники?
— Ах да, про нее я забыла. Земляники я, в самом деле, съела изрядную порцию. Он, здесь такая сочная, и сливки к ней были такие чудные, густые-прегустые…
— Вот, видите… Оказывается, вы легли с переполненным желудком. Желудок в переполненном состоянии производит давление на окружающие кровеносные сосуды. Кровь, не имея возможности идти к нижним конечностям, гонится в arteriae carotes, в голову, оттого и грезы.
Моничка, видимо, разочарованная таким прозаическим объяснением натуралиста, с неудовольствием отвернулась.
— А целый вечер, — подхватила экс-студентка, — благодаря красноречию г-на Куницына, ты не видела и не слышала ничего, кроме него. Понятно, что и присниться тебе долен был он.
