— Вы могли отправить кого-нибудь за мной, — сердито бросил Себастьян, проходя мимо.
Он взбежал вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступени, и, рывком распахнув дверь в покои Моргана, осмотрел маленькую библиотеку и гостиную. Убедившись в том, что в комнатах никого нет, Себастьян побежал к спальне, страшась того, что он может там увидеть.
Зрелище, представившееся его взору, заставило Себастьяна замереть в дверях. Никакого доктора. Никакого больного Моргана. Брат сидел на стуле, его мертвые ноги, как обычно, были прикрыты покрывалом. Одним словом, выглядел он как обычно.
Рядом на стуле сидела мать. Она умудрилась склониться к сыну, несмотря на свою железную осанку. Мать выглядела, как всегда, по-королевски в своем белом платье, удачно контрастировавшем с ее темными волосами. На ее бледном лице застыло выражение стоицизма.
Эстер, маркиза Уиттонбери, повернулась к двери. Одна безупречной формы бровь критически приподнялась над карим глазом.
— Ах, вот и он!
Ее тон был более красноречив, чем слова. «Ах, вот и он, вечное наше расстройство. Своевольный, бесполезный тип. Он погряз в грехах и сомнительных развлечениях — в точности, как его отец. Именно он должен был бы погибнуть или стать калекой, если уж это суждено кому-то из моих сыновей».
Взглянув на нее, Себастьян обратился к Моргану.
— Мне сообщили, что ты звал меня, — сказал он. — Рад видеть тебя в полном здравии.
— Ты нужен своему брату не только тогда, когда он умирает, Себастьян, — промолвила Эстер. — Он маркиз и в этом качестве имеет право голоса не только в семье, но даже во всем государстве.
Морган указал на лежащую у него на коленях газетную полосу.
— Мама принесла мне кое-что, — сказал он. — Надеюсь, ты сможешь мне все объяснить. По ее словам, есть и другие, не только эта. И они отлично расходятся в магазинах.
Себастьян ждал. Красивые губы матери сжались. Морган перевернул газету.
Взору Себастьяна представилась гравюра — грубая, торопливая работа, к тому же безобразно раскрашенная. На гравюре была изображена мисс Келмслей — юная и ранимая, — уступающая грубым домогательствам Себастьяна Саммерхейза, лицо которого являло собой живое воплощение зла. Полоса с названием газеты — «Орднанс Инвентори» — горела в камине у них за спиной.
