Вот с таким алжирцем долго посмеивался Гастон. Под конец сказал:
— Я хочу совсем крошечный коврик, беленький.
И засмеялся, глядя алжирцу прямо в глаза.
— Меньше этих сейчас нет, — серьезно ответил тот. — Дайте задаток полтораста франков.
— Сто! — сказал Гастон.
Алжирец перекинул свои ковры на руку и стал медленно отходить.
— Он сейчас вернется, — шепнул Наташе Гастон.
И действительно, алжирец постоял посреди улицы, посмотрел во все стороны, снова подошел к их столику и, сняв с плеча небольшой коврик, поднес его к Гастону. Тот дал ему сто франков и стал щупать коврик. Потом алжирец быстро вскинул коврик на плечо и ушел, не оборачиваясь.
— В чем же дело? — удивилась Наташа.
Ей показалось, что он сунул в руку Гастону крошечную записочку.
— Вам письмо?
— Да. От одной интересной испанки.
— Отчего же вы не читаете?
— Нельзя.
И, нагнувшись к ней, шепнул:
— Кокаин.
— Разве вы нюхаете кокаин?
— Нет, это я не для себя. Это для одного знакомого. Он его продает и получает в десять раз больше.
— А вы знали раньше этого алжирца?
— Ну конечно.
Странный этот Гастон! Впрочем, он так много врет, что, может быть, и не знал раньше этого алжирца. А может быть, это и не кокаин, а действительно записка.
— Милый Гастон, — сказала она, — если бы вы врали не постоянно, то было бы интереснее. Я бы тогда угадывала, что — правда, что — ложь.
Гастон стал серьезным, как будто обиделся. Потом сказал:
— Если бы вы могли быть моей подругой, у меня никогда не было бы тайн. То есть — почти никогда. Ведь вы тоже не всегда говорите правду. Разве вы не выдавали себя за богатую англичанку?
— Опомнитесь! Я ни слова не сказала.
— Не сказали, но и не разубеждали меня. Вы, между прочим, говорили: «мой шофер», «моя машина»…
— Точно так же я сказала бы «мое такси»…
Он засмеялся:
— Видите, как неприятно, когда вас уличают во лжи! А по отношению ко мне вы только этим и занимаетесь!
Наташе показалось, что он сердится, и она смущенно взглянула на него. Нет — он, по-видимому, и не думал сердиться. Он посмотрел ей прямо в глаза и засмеялся.
— Ну как вы не понимаете, — сказала Наташа. — Ведь это тогда была просто шутка, забава, а не обман.
— Ну, вот, вот, ведь и я тоже шучу и забавляюсь.
— А будет ли когда-нибудь правда? — спросила Наташа и сама смутилась, точно вопросом этим выдавала какое-то свое желание, какие-то надежды на дальнейшие встречи, на более сердечные и искренние отношения.
Он ничего не ответил на ее вопрос, только молча поцеловал ей руку.
