— Подожди, — отстранил я Петьку. — А ты не мог забежать ко мне, как на огород ехал?
— Ну, конечно, не мог. Я вез тележку: оставил бы на улице, и ее могли бы украсть.
— Ну хорошо, — сказал я, — я скажу Гале, когда ты передал мне письмо.
— Ой, не надо, Васька! Она будет думать, что я брехун.
— Почему?
— Да я сейчас шел по бульвару к тебе сюда. А она на качелях катается. Ко мне подбежала, спрашивает: «Ты передал записку?» Я говорю: «Передал». А записка у меня в кармане. А она спрашивает: «Когда передал?» — «Еще утром», — говорю.
— Зачем же ты набрехал?
— Ну и набрехал! Что сделаешь? — И Петька жалобно зашмыгал носом. — Она утром меня просила, чтоб я обязательно тебе передал записку. Я побожился, что передам. А потом забыл. Мне было стыдно сознаться, что я такой растяпа.
Петька почувствовал, что заврался совсем. Он оглянулся и потом растерянно сказал:
— Про огород я тебе выдумал нарочно… Я просто забыл.
Ну как мне Петька все напортил! Если б он только знал!
Теперь мне все было понятно. Галя из гордости перед Котькой не спросила меня, получил ли я записку. Видно, она очень ждала меня сегодня вечером. А я, дурак, выдумал этого Тиктора и так был холоден с Галей! Мне очень захотелось побить Петьку, но я сдержался и спросил:
— А Галя с кем была на бульваре?
— С кем? Ясно с кем: с Котькой! — ответил Маремуха, не догадываясь, как затронули меня его слова. — С Котькой! — весело повторил Петька. — Да, да! Он ее на качелях раскачивает. Галя кричит, боится, а он ее как раскачает — аж до самой верхушки дерева! Котька — ее симпатия.
Теперь, после этих слов Петьки, я забыл и о футболе, мне стала противна моя собственная отдельная комната и все, все. Я представил себе, как Котька Григоренко раскачивал Галю на железных качелях, как скрипели при этом два высоких ясеня, как развевалось по ветру Галино голубое платье, обнажая ее длинные загорелые ноги, и мне сразу стало очень досадно.
— Ты пистолет почистил? — подлизываясь ко мне, спросил Маремуха.
— Почистил.
— Уже стрелял?
— Нет еще.
— Давай постреляем.
— Постреляем.
— А когда прийти?
— Когда? — Я задумался: «А что, если пострелять сейчас!» — Слушай, — твердо сказал я Маремухе, — давай сейчас попробуем.
— Где же ты будешь пробовать?
— В сад пойдем, — ответил я и, вскочив на печку, взял зауэр.
— В сад? Да что ты! Услышат, — сказал Маремуха.
— И ничего не услышат. Там деревья, темно, никого нет. Там хоть бомбы рви — здесь ничего не слышно: дом заслоняет звуки. А курсанты все теперь ужинают, — ответил я и с зауэром в руках гулко спрыгнул на пол.
