Квин кивнул. Он смотрел на ножки кресла отца Ламеро. Они оканчивались резными когтистыми лапами, покоящимися на черепах грызунов.
Как продвигается ваша работа, святой отец?
Медленно, понемногу. Я хочу, чтобы мои воспоминания были как можно совершеннее. Человеческая душа, как мне кажется, не должна довольствоваться несовершенством, а тем более наслаждаться. И, сдается мне, средневековые отцы церкви здесь ошибались, я всегда считал, что мы должны подражать Деве Марии. В самом конце Христос сомневался в себе, но Дева Мария — никогда. Мы недостаточно похожи на нее, и все же те годы в Камакуре были чудными. Прекрасные храмы на холмах, и морские виды, и сосновые рощицы, и гонги, и ритуалы, и часы, отведенные для созерцания. Помню весенний день, когда я покачивал головой в такт цветам, когда играли музыку, однажды соблазнившую богиню солнца выйти из пещеры, играли и пели эпическую песню о драконе тихими спокойными голосами, песню столь странную и возвышенную, что ее, вероятно, придумали далекие лопари. Сын сапожника пел ее, сидя на скамеечке. Может быть, вам это покажется странным, но во время активной работы его кодовое имя было «Святой Дух». Знавали его? Знавали Илью или богиню солнца? Знавали Генри Пу И?
Нет, сказал Квин.
Отец Ламеро подался вперед и опустил длинные тонкие пальцы на стопку бумаг, которую принес с собой. Листы были помяты и засалены, как будто их часто перебирали. Медленно, задумчиво он перелистал стопку. На листах не было ни слова. Они были чисты — ничего, кроме отпечатков его пальцев.
Генри был последним представителем Маньчжурской династии, прошептал старый священник, последним представителем, и весьма горазд на всякие выходки. Мы с ним однажды беседовали, это было еще в те времена, когда в этот дом приходили гости. Некоторое время он был императором Маньчжоу-Го, так японцы называли мифическое царство, — они притворялись, что основали его в Маньчжурии. Это продолжалось недолго, но все равно Генри был последним императором, с которым я разговаривал.
Святой отец, прервал его Квин, меня направил к вам Герати.
Старый священник кротко улыбнулся.
Понимаю. Дайте-ка подумать минутку, я почти уверен, что смогу его вспомнить. Имена возвращаются ко мне медленно, но все-таки рано или поздно приходят. Может быть, вы мне напомните? Что он делал до войны?
Он продавал патентованные лекарства. В конце концов он перебрался из Токио в Мукден, а потом в Шанхай.
Мукден и Шанхай? Человек, который повсюду носил с собой чемодан с образцами? Да, кажется, я его помню. Он приходил на мои собрания по пятницам.
