— Но… я думаю… — снова начала Жермен.
— Ты слишком много думаешь. В наше время это вредно, — оборвала ее Николь.
Она отвернула одеяло, и по ее знаку кудрявый легко приподнял товарища и положил его на кровать. Свет настольной лампы упал на раненого. Открылось узкое молодое лицо с большим чистым лбом и косо подрезанными темными волосами. Тень от ресниц лежала на впалых щеках.
— Вот красавец! — вырвалось у Николь. — Жермен, пощупай ему пульс. Ты же у нас без пяти минут врач.
Сама она очень осторожно и проворно принялась стягивать с лежащего куртку. Оказалось, под курткой нет даже рубашки, а только лохмотья, отдаленно напоминающие фуфайку. Николь попыталась снять лохмотья, чтобы осмотреть рану, но юноша болезненно застонал. Николь отступила.
— Нет, мои лапы не годятся для такой тонкой работы. Тут нужен специалист.
— Пульс очень слабый, еле прощупывается, — объявила Жермен. Кажется, он в таком состоянии, которое называется коллапс.
— О, нам не хватает только медицинских названий! — с сердцем сказала Николь. Она обратилась к парню, который не отходил от раненого: — Слушай, может, у тебя есть какой-нибудь врач? Конечно, такой, которому можно довериться.
Молчание.
— Эй, к тебе обращаются! — повысила голос Николь.
Снова нет ответа. Кудрявый только мельком глянул на девушку и снова устремил все внимание на товарища.
— Вот так фрукт! Может, он глухонемой?
— А может, это у него со страху? — предположила Жермен. — Мне говорили, что так бывает.
— Бывает у трусов и трусих, — с яростью сказала Николь. Она дернула кудрявого за рукав: — Что же, дружок, так и будем играть в молчанку?
Только тут парень как будто пришел в себя. Он посмотрел на обеих девушек и ткнул себя в грудь:
— Совет Унион. Ну, Совет Унион.
Николь широко открыла глаза:
— Советский?! Жермен, ты слышишь, русский! Советские русские!
— Рюсс, рюсс, совиет рюсс! — обрадованно повторял кудрявый.
Жермен почему-то шепотом сказала:
— Вот будет рад Гюстав! Он так хотел встретиться с советскими русскими!
Младшая сестра церемонно представилась:
— Николь Лавинь. А это моя сестра Жермен.
Белокурый расплылся всем своим пухлым лицом: понял.
— А меня Полем звать. Пашка. Поль, — заторопился он. Потом показал на раненого: — А он — Данила, Дени по-вашему. Дени, видишь, парлэ франсе, а я не парлэ вовсе.
— Дени, Поль, — в волнении повторяла Николь. — Жермен, ты поняла? Раненый знает французский. Ах, как бы хотелось, чтоб он поскорее пришел в себя! Тогда мы все-все о них узнаем, расспросим, как они сюда попали…
