Возможно, чтобы под переливы аргентинского танго (запись концерта 1975 года филармонического оркестра Восточного Берлина) кружилась на гранитной брусчатке площади средневекового балтийского городка полная тезка Валентины Степановны Гризодубовой, дочь сибирского мужика из XVII века, в обнимку с полковником КГБ Павлом Граулем из Люблина семьдесят второго века ненашей эры. Чтобы смотрели на их танец, бал под открытым небом, каменные химеры из-под сводов мрачного католического собора... ярко освещенного лучом зенитного прожектора с крепостной башни. Чтобы, мирно сидя за столиком ночного кафе за кружкой кумыса (насчет пива в Европе полный порядок, но кумыс не пробовали), бургомистр-протестант с "Острова Чумы" мог сочувственно объяснить собутыльникам, капитану шведу и профессу Ордена Иисуса: "Господа, мы в России! У них даже мыло не воняет... дикари-с..." И обреченно зарыться носом в пену... Чтобы окружающий мир стал хоть чуть-чуть лучше. Ха!
Грауль под расписку(!) приносил мне подшивку отчетов от "Датского посольства". Это пример реакции свежих людей на реалии повседневного быта Западной Евразии. Кто, как и на что обращал внимание. Разброс мнений колоссальный! То ли слепота, то ли атрофия совести. Северная Европа охвачена безумием доносов. Во славу Церкви, из личной зависти, в силу злобного невежества. Минимум, каждую неделю на площади любого городка тут кого-нибудь казнят церковным судом за отступничество... за ведовство... за колдовство... за чтение... за разговоры... за косой взгляд или просто непонятное окружающим... Теперь я знаю многое...
Они жгут не колдунов. Зверски пытают и страшно убивают всех, кто не боится боли или смерти. Специально для того, чтобы показать остальным: палач любого заставит кричать, он каждого может замордовать до животного состояния! Кто не боится умереть, тот не уверует. Кто не уверует, тот враг Церкви! Не потому даже, что христианство - религия запуганных рабов, а потому, что только ничего не боящийся человек способен свободно мыслить...
А Белов, например, про казни в отчете не писал. Вообще ничего. Искренне счел зверства сами собой разумеющимися. Милым местным обычаем. Толерантность, господа! Нас это не касается. Воспитание-с. Неприятные вещи, которые меня не беспокоят, допустимо считать несуществующими. В захлебнувшейся от страданий и ужаса Европе он практически прижился. Виселиц на перекрестках и человеческих костей под ногами не замечает... Высоко взлетел...
