«Куйбышев, в ночь с 1 на 2 ноября 1941 г.
Уважаемый и дорогой господин генерал!
В два часа ночи сел писать вам письмо. Не могу заснуть, хотя силы очень понадобились бы завтра. Не могу спать от мыслей, затронутых в письме, которое вручил мне сегодня ваш курьер. Я знаю, что вы, господин генерал, после размышления над моим официальным ответом отдадите необходимое распоряжение, дабы устранить ненужные явления…
Но глубокое беспокойство вызвало во мне то, что, несмотря на всю нашу трагедию, некоторые лица в армии не отучились от «радостного творчества», к которому их приучили тринадцать лет пилсудчины… Я знаю, что в Польше господствует и горечь, и ненависть к подобного рода офицерским правительствам. Таково же сейчас настроение и в кругах правительства и польских партий в Лондоне. Сикорский — и как премьер, и как Верховный Главнокомандующий — неоднократно выражал пожелание, чтобы армия была только армией, чтобы она целиком посвятила себя служению той огромной задаче, которую она на себя взяла и за которую весь народ отводит ей такое исключительно почетное место. К сожалению, старый проклятый дух — дух некомпетентности и зазнайства — еще дает себя знать. Вмешиваясь не в свои дела, военные всегда делают их плохо, хотя и не любят в этом сознаваться. И я с ужасом заметил, что этот дух не иссяк… Не является ли случайно эта «радостная» экспедиция плодом того самого бюро, которое до сих пор не может обработать информационный материал? Начиная с середины сентября ваши штабные офицеры не могли подобрать для меня кандидатов на должность уполномоченных, а сами их во множестве рассылают. Соревнование в работе похвально, я бы только одобрил выполнение многих функций при помощи мощного людского резервуара, каким является армия, но ведь необходимо соответствующее инструктирование лиц и согласование возложенных на них задач с посольством как с органом, который призван вершить эти дела. И уж совсем забавно выглядит то, как их наделяют без моего ведома титулами и мандатами от имени посольства. Может быть, инициатор этой затеи выдвинет свою кандидатуру на пост представителя правительства Речи Посполитой и станет легально проводить эту свою деятельность? Не могу избавиться от убеждения, что в подобной претензии и в подобной психологии лежит источник великих бед… Поэтому столь ясно и откровенно излагаю свой ответ на подписанное вами письмо. Нет необходимости подчеркивать, что в нем не содержится и тени претензии к вам, господин генерал, человеку, который еще позавчера, будучи у меня, не вспоминал и не знал об этой акции, основанной на опрокидывании всего, что может создать здравый рассудок…»
