— Да-да, знаю, знаю. Продолжайте.
— Так вот, Лихачев возился у манипулятора, я находился у стойки. Вдруг в цех врывается Морозов и бежит прямо к Мишке… к Лихачеву. Что они там говорили, я не слышал, но назад он шел с каким-то ошарашенным видом — как у человека, который ничего не может понять. Он подошел ко мне, и я, естественно, спросил, что он тут забыл. Он ничего сначала не ответил, а потом сказал: «А к нам шаровая молния залетела…» Я никогда в натуре шаровой молнии не видел и стал расспрашивать, что и как. Но он думал явно не о том и, повернувшись, смотрел на Лихачева. Ну, я решил выбежать, поглядеть — может, она еще не исчезла. Я успел пройти полдороги от цеха к административному корпусу, когда, действительно, увидел молнию — светящийся шар, сантиметров 15 в диаметре. Она вылетела из дверей нашего корпуса и медленно летела по направлению к сборочному цеху. Я застыл на месте и глазел на нее. Она прошла над моей головой, влетела в раскрытый дверной проем сборочного цеха и исчезла из виду.
— Сколько это заняло времени?
— Не знаю. Может быть минуты две-три.
— А дальше?
— Дальше… Как только молния влетела в цех, меня охватил непонятный страх. Я чувствовал, что сейчас должно произойти что-то ужасное, но не мог двинуться с места. Стоял, как парализованный — ноги слабые, по лбу холодный пот течет. А через пару минут из нашего корпуса выбегает начальство, выбегают дежурные техники и мимо меня, к сборочному… Я опомнился — и за ними. Ну, а в цехе уже все кончено — Лихачев мертвый, а Морозов стоит над ним с разводным ключом в руке. Я этот ключ у него из рук и вырвал. Вот, собственно, и все.
— Благодарю вас.
Следователь потер ладонью лоб. Разговор с Агинским, на который он возлагал столько надежд, его разочаровал. Он узнал лишь несколько новых деталей — все они хорошо стыковались с показаниями других свидетелей, но совершенно не объясняли нелепого поведения и нелепых показаний самого Морозова.
Молчание прервал Агинский.
— Скажите, это правда, что Морозова в убийстве обвиняют?
— Ну, пока такого обвинения не выдвинуто, но некоторые странности его поведения и противоречивые показания делают возможным и такое допущение…
— Но это же нелепо! У него не было совершенно никаких причин. Поверьте — я их обоих знаю хорошо и сразу могу сказать: это абсолютно немыслимо!
И тут следователь, вконец зашедший в тупик, сделал то, чего делать ему не полагалось, — стал делиться сомнениями со свидетелем, как бы спрашивая его совета.
