Мыши, суслики и лисицы живут своей отрывистой и лаконичной ночной жизнью, ветер посвистывает между каменными грудами, гудит в щелях каменной кладки, где спят змеи и шепчут на ветру бесчисленные шкурки, сброшенные ими.
Мы развели костер. Затрещали палочки-лапочки, удивляясь, что они могут гореть, могут для чего-то пригодиться здесь, где огонь не днюет и не ночует, пробегая палом раз в столетие. В этой степи свет костра короток и никого не может манить. Если от костра бросить, постаравшись, камень, он упадет во тьму, туда, откуда костра уже не видно, он уже спрятан морщинами земли.
И больше одного костра одновременно может увидеть только гуляющий по небу орел-вдовец, которому не спится в нечищеном гнезде на вершине Оглахты.
А время здесь ходит по кругу, в одни и те же ворота, сложенные из обомшелых камней. Если пойти от нашего костра прямо на юг, не уставши придешь на место, где не так давно, пять поколений людей назад, хонгорка Дарья, собирая саранки, провалилась в древний склеп.
Сначала, ужаснувшись от увиденного, она упала в обморок и повстречалась в нем со своим дедушкой Ахпашем, известным разбойником. Дедушка был непристойно обнажен, истощен, грыз саранки, гневно тряся жидкой косичкой. Когда Дарья пришла в себя и убедилась, что цела, она приценилась к отличной меховой куртке, надетой на погребальную куклу. У куртки был один недостаток: ее полы не запахивались одна на другую, а связывались встык кожаными ремешками. Подруги могли засмеять Дарью. Дарья развязала ремешки зубами, надела куртку на себя и выбралась наружу, оставив кукле несколько саранок. Обнова была на загляденье, и что Дарье было до того, что куртку сшили не позже того дня, когда Иисус воскресил Лазаря.
В котелке закипела вода. Мой ученый товарищ заварил чай. То, что насыпалось в воду, собиралось им весь долгий день, пучок к пучку, когда мы ехали по степи, на Июсах, на Малой Сые, между озер, на горных склонах. Товарищ назвал свою коллекцию букетом родного Хонгорая.
Я пошел за сыном. Но он спал крепко, неотменимо, да и началось время озноба. Я накрыл его одеялом. За этот день он прожарился и пропотел с головы до ног, кожа его зудела, и ногти продолжали припадать то к шее, то к подмышкам. Не беда, вечером его ждет ванная.
А те люди никогда не мылись и считали, что это принесло бы несчастье. Упаси нас Господи от такой традиции.
Почему Дарья упала в обморок? В склепе сидели куклы из кожи и ткани, набитые травой и пережженным прахом умерших, а головы кукол состояли из их черепов, заключенных в глиняные маски. Дарья посмотрела в глиняное лицо, продукт древнего, основательного реализма, ей могло показаться, что кукла пошевелилась, как бы оживая. А она могла пошевелиться от падения Дарьи по простым законам механики.
